самостоятельный изм). Позже в том же году Милтон Эйзенхауэр совершил поездку по Латинской Америке и вернулся, утверждая, что Вашингтон может смягчить ползучую напряженность между Севером и Югом, приняв больше идей развития, идущих с Юга. Угроза кубинской революции помогла соединить части вместе в форме "Альянса за прогресс" Кеннеди. Вместо анемичной технической помощи Трумэна появилась "помощь" и поддержка внутренней перераспределительной справедливости (аграрная реформа, образование, налоговая реформа). Кеннеди назвал это "мирной революцией", хотя перераспределительный подтекст создания транснационального ре-жима благосостояния был достаточно ясен. "Я призвал все народы полушария, - отметил Кеннеди, кивая на взаимозависимость Севера и Юга, - присоединиться к новому Альянсу за прогресс - Alianza para Progreso- обширным совместным усилиям, не имеющим аналогов по масштабам и благородству цели, чтобы удовлетворить основные потребности американского народа в домах, работе и земле, здоровье и школах -techo, trabajo y tierra, salud y escuela". (Насколько я могу судить, это был первый раз, когда испанские слова прозвучали из уст американского президента). Судьба американской экономики теперь была связана с другими в "масштабном планировании, которое станет сердцем Альянса за прогресс".

Эйфория по поводу сжатия лет до квинтилей возникла не там, где либеральные капиталисты дорабатывали модернизационные идеи, а там, где товарищи переделывали марксистские. О чем мечтали генеральные проектировщики капитализма, было ничто по сравнению с утопиями развития партийных вождей. В 1957 году Никита Хрущев объявил на съезде мировых партийных лидеров в честь сороковой годовщины Октябрьской революции, что Советский Союз намерен через пятнадцать лет обогнать Америку по объему промышленного производства. Не желая уступать и расстраиваясь из-за того, что Китай все еще находится на волоске после выполнения пятилетнего плана, Мао провозгласил "Великий скачок вперед", который должен был превзойти британское промышленное производство за пятнадцать лет, только для того, чтобы ввергнуть большую часть Китая обратно в каменный век. В этой шумихе ученый-ракетчик Цянь Сюэсэнь написал в China Youth Daily статью "Насколько высокими будут урожаи зерна?", чтобы убедить сомневающихся в перспективности ожиданий "Спутника". Мао начал пересматривать свои собственные лихорадочные прогнозы: превзойти Великобританию может занять всего два-три года, "особенно в производстве стали". По мере того, как становилось ясно, что для любого продвижения на промышленном фронте необходимы более совершенные тележки - без железных дорог или грузового транспорта, "картификация" была целью, - изготовление шарикоподшипников становилось все более актуальным для домашних фабрик. Лозунг "Каждый дом - фабрика, каждый дом звенит звуком динь-дон". Хотя продукция была бесполезной, "People's Daily" прославляла на-циональную "подшипникофикацию" как монументальный прорыв. Между тем, "правые девиационисты" и "дегенеративные крестьяне", обвиненные в срыве прогресса, подвергались облавам; сообщения о нехватке продовольствия на местах отвергались как "временные кризисы". Тридцать миллионов человек умерли от голода за три года в результате самого страшного в истории человечества голода.

 

Столкнувшись с нарративами, которые обещали так много перемен за столь короткое время, было неизбежно, что перераспределительные нарративы вскоре столкнутся с расплатой.

Стоит отметить, что не все смотрели на девелопментализм с такими завышенными ожиданиями. Не все подписывались под версией истории, состоящей из стилизованных шагов и сжатых сроков. Были и скептики, такие как Александр Гершенкрон, Альберт О. Хиршман и П. Т. Бауэр. Еще в период становления теории модернизации Александр Гершенкрон, сомнолог российского происхождения, отмечал, что полуправда этапной истории скрывает неудобную вторую половину - "то есть, в ряде очень важных аспектов развитие отсталой страны может, в силу самой своей отсталости, коренным образом отличаться от развития передовой страны". Насколько полезной может быть хоть частичная правда?26 Коллега Гершенкрона, Альберт О. Хиршман, в 1950-х годах внимательно наблюдал за схемами развития в Колумбии. Опыт заставил его больше, а не меньше беспокоиться об убеждениях денежных докторов и их клиентов, которые считали бедных людей более простыми людьми, а их общества погрязшими в инерции, ожидающими большого толчка, чтобы втащить их в современный мир. По мнению Хиршмана, для того, чтобы произошло какое-либо хорошее событие, не требуется, чтобы все хорошие вещи собрались вместе; попытки создать такой идеальный сценарий, по его мнению, скорее всего, обречены на разочарование.

Мы сталкиваемся с основным парадоксом: в то время как апостолы модернизации сталкивались с критикой со стороны коллег слева и справа, а катаклизматический пример массового голода в Китае должен был заставить задуматься, в 1960-е годы развитие достигло своего зенита. Организация Объединенных Наций объявила его "Десятилетием развития". Американские фонды поспешили поддержать работу в странах третьего мира. Всемирный банк превратился в полномасштабное глобальное агентство развития, занимающееся переработкой взносов своих членов для строительства плотин, железных дорог, заводов и портов в Азии, Африке и Латинской Америке.

Тем не менее, многие начали сомневаться в основополагающих предпосылках разговоров о развитии. По мере распространения деколонизации и роста радикализма в Третьем мире, апелляции к более структуралистской критике модели взаимозависимости - конвергенции рынков, смягченной некоторой помощью и большим количеством разговоров - распространялись.

Мартиникский психиатр Франц Фанон был одним из первых, кто обратил внимание на лицемерие развития и его брата - антиколониализма. После службы в госпиталях Северной Африки он сослался на едкие слова неназванного "сенегальского патриота", разочарованного обещаниями поэта-президента Сенгора: "Мы просили африканизировать высшие должности, а Сенгор только и делает, что африканизирует европейцев". Проза Фанона пронизана презрением, особенно к интеллектуалам, которые избавляют колонии от своих европейских мас-теров, усвоив при этом культуру колонизаторов, и тем самым вызывают своего рода "ненависть к себе, которая характеризует расовый конфликт в сегрегированных обществах". Книга "Проклятые земли", написанная в предсмертные месяцы Фанона, с апреля по июль 1961 года, прорвала туман ложных надежд на развитие. "Третий мир, - заключил он, - должен начать новую историю человека, которая учитывала бы не только отдельные проповеднические тезисы Европы, но и ее преступления, самые чудовищные из которых были совершены в самом сердце человека, патологическое расчленение его функций и эрозию его единства, и в контексте сообщества, раскола, расслоения и кровавого напряжения, питаемого классом, и, наконец, в огромном масштабе человечества - расовая ненависть, рабство, эксплуатация и, прежде всего, бескровный геноцид, в результате которого было списано полтора миллиарда человек." В результате этого недомогания развитие и глобальное перераспределение из проблемы превратились в проблему. Это стало демонстрацией "тезиса об извращенности" - когда целенаправленные действия, направленные на помощь, в итоге мешают. Идеи развития и благосостояния вскоре стали главными мишенями для аргументации в этом стиле. Когда речь зашла о развитии, коллега Хиршмана, гарвардский политолог Сэмюэль Хантингтон, стал одним из американских "Кассандр", разрушив теорию модернизации. Хиршман и Хантингтон разошлись в поразительных направлениях. Экономические и социальные перемены, предупреждал Хантингтон, могут подогреть ожидания кипящих масс