воздушный океан. Я не понимал, до чего те разнообразны, пока мой сын не обратил на них мое внимание. И тут я услышал совершенно необычную песню.

– Ничего себе. Что это?

Он разинул рот.

– Серьезно? Ты не знаешь? Это твоя любимая птица.

Там были сойки и кардиналы, пара поползней и хохлатая синица. Робин даже опознал полосатого ястреба. Что-то промелькнуло мимо, желто-бело-черное. Я потянулся за биноклем Али, но существо исчезло быстрее, чем я поднес его к глазам.

– Ты видел, что это было?

Но Робин был настроен на другие мысли, получая их по свободной частоте. Он окинул взглядом горизонт, надолго замер.

– Думаю, я знаю, где все, – проговорил он наконец.

До меня не сразу дошло, что речь о вопросе, который увлек его так давно, звездной ночью в Дымчатых горах. О парадоксе Ферми.

– Выкладывай, приятель. Обещаю не придираться к мелочам.

– Помнишь, ты говорил, что где-то может существовать большой блокпост?

– Великий фильтр. Вот как мы это называем.

– Например, Великий фильтр мог существовать в самом начале, когда молекулы превратились в нечто живое. Или позже, когда в ходе эволюции впервые развилась клетка, или когда клетки научились собираться в многоклеточные организмы. Или, может быть, когда возник первый мозг.

– Множество критически важных мест.

– Я просто подумал вот о чем… Мы смотрим и слушаем уже шестьдесят лет.

– Отсутствие доказательств не является доказательством отсутствия.

– Я знаю. Но, может быть, Великий фильтр не в прошлом, а в будущем.

И, может, мы как раз достигли его. Дикое, безжалостное и богоподобное сознание, много-много сознаний, экспоненциальное и мощное, как взрыв, усиленное машинами и умноженное на миллиарды: слишком ненадежная сила, чтобы просуществовать долго.

– Потому что в противном случае… Напомни, каков возраст Вселенной?

– Четырнадцать миллиардов лет.

– Потому что в противном случае они были бы здесь. Повсюду. Верно?

Он замахал руками, указывая сразу во все стороны, а потом оцепенел, заметив над землей нечто первозданное. Робби увидел их первым, когда они казались просто пятнышками: семейство из трех песчаных журавлей, летящих в свободном строю на юг, к зимним квартирам, которые юный потомок еще не видел. Они улетали поздно. Но вся осень запаздывала на несколько недель, в то время как наступление следующей весны обещало быть преждевременным.

Они приближались растянутой цепочкой. Их изогнутые крылья, точно серые шали с черной бахромой, поднимались и опускались. Длинные темные кончики маховых перьев напоминали призрачные пальцы. Журавли летели, вытянувшись единой стрелой от первого клюва до последних когтей. У каждого между тонкой шеей и ногами виднелась выпуклость тела, которое казалось слишком громоздким, чтобы подняться в воздух, даже с учетом размаха огромных крыльев.

Птичий зов повторился, и Робби схватил меня за руку. Одна, вторая, все три птицы вместе издали аккорд, пробирающий до глубины души. Они оказались так близко, что мы увидели красные пятна на их головах, формой напоминающих луковицу.

– Динозавры, папа.

Птицы пролетели над нами. Робби стоял неподвижно и смотрел, как они с каждым взмахом крыльев все больше растворяются в пустоте. Он казался испуганным и маленьким, не понимающим, как оказался здесь, на краю леса, воды и неба. Наконец его хватка на моем запястье ослабла.

– Почему мы решили, что узнаем инопланетян? Мы даже собственных птиц не знаем.

Мы увидели Симилис издалека. Это был безупречный шар цвета индиго, мерцающий отраженным светом ближайшей звезды.

– Что это такое? – спросил мой сын. – Похоже на творение чьих-то рук.

– Это солнечная батарея.

– Солнечная батарея, которая покрывает всю планету? С ума сойти!

Мы сделали несколько кругов над поверхностью Симилиса, убеждаясь в справедливости его слова. Этот мир пытался захватить каждый фотон, который на него падал.

– Самоубийство, папа. Если они пожирают всю энергию, то как выращивают пищу?

– Может быть, на Симилисе едой считается что-то другое.

Мы спустились на поверхность планеты, чтобы осмотреться. Там было так же темно, как на Нитаре, но гораздо холоднее. И еще вокруг царила тишина, если не считать фонового гула, чей источник мы попытались отыскать. Там были озера и океаны, оцепеневшие под толстым слоем льда. Мы проходили под сенью беспорядочно разбросанных, разломанных коряг, которые, должно быть, когда-то были величественными деревьями. Мы увидели пустые поля и обнаженные пастбища из шлака и камней. Дороги были заброшены, города и поселки опустели. Но не нашлось никаких признаков разрушения или насилия. Все приходило в упадок медленно, само по себе. Мир выглядел так, будто все жители вышли из домов и вознеслись на небеса. Но небеса закрыли солнечные батареи, неустанно всасывающие электроны.

Мы отследили гул до долины, где нашли единственные сохранившиеся здания – огромные промышленные казармы, охраняемые и ремонтируемые вечно бдительными роботами. Внушительные кабели направляли всю энергию, захваченную солнечной оболочкой, в разросшийся комплекс.

– Кто это построил?

– Жители Симилиса.

– Что это?

– Серверная ферма.

– Что со всеми случилось, папа? Куда делись люди?

– Они все внутри.

Мой сын нахмурился и напряг воображение. Здание из микросхем, безмерно большее внутри, чем снаружи. Многообразные, ничем не ограниченные, бесконечные и изобретательные цивилизации… тысячелетия надежд и страха, приключений и устремлений… смерть и перерождение, сохранение и перезагрузка – снова и снова,