— Потом ты с Кельпи познакомился?

— Да, и она словно вытеснила всех остальных. Я каждый день приходил на берег и ждал, когда же уйдет мой брат, чтобы Вериатель могла выбраться из реки. Мои ровесники уже невест выбирали, а мне никто не нужен был, кроме нее. А после того, как… Ну…

— Что ну? — Йева чуть отодвинулась от Уильяма, чтобы увидеть его лицо, но едва не упала с кровати. Но он вовремя подхватил её и прижал к себе, рассмеявшись. А после устроил её между собой и стеной.

— Переспал я с Кельпи один раз, Йева. — Глаза Уильяма блеснули.

— Не может быть, — охнула Йева. — Но она же кобыла! Ты с лошадью спал?

— Нет, нет… — расхохотался Уилл, когда понял, что Йева и о человеческом обличье Кельпи не в курсе. — Да не с кобылой. Вериатель человеком всегда оборачивалась, очень красивой девушкой.

— Фух, ты в моих глазах сейчас чуть сумасшедшим не стал. Так, а дальше что?

— После того дня Кельпи пропала, и на следующий день я встретил Линайю, которую на лето отправили к тетушке. Несмотря на то, что у меня за плечами была уже слава чокнутого, ее это не смутило. Мы три года просто тайно встречались, а когда ей стукнуло восемнадцать, то к ней повадились толпами женихи.

— Почему? — удивилась Йева.

— В Офурте есть древний обычай, гласящий о том, что если девушка не выбрала себе суженного до восемнадцати лет, то к ней через ее родителей может попытаться посвататься любой мужчина. Мы думали сбежать тогда в Офуртгос, потому что знали, что Осгод не даст одобрения на брак со мной, но как раз в ту зиму матушка очень сильно заболела… Она и раньше болела, но именно в тот год ей стало особенно плохо. Малик не хотел заниматься ей и готовить отвар со сбора, который делала бабушка Удда, а на себя матушка махнула рукой и причитала, мол, помру и помру. И я не смог покинуть родной дом. Линайя все понимала и согласилась подождать. Нам повезло, что Осгод любил ее безумно и шел на поводу, позволял ей выбирать женихов и все ждал и ждал. Это было нам на руку. Я подкопил даренов, да и Линайя отложила тоже некоторую сумму, хотя я ей запрещал. В общем, в день Аарда я узнал, что Осгод больше не хочет ждать и заставляет ее выйти замуж за сына вождя. Это была бы хорошая партия для нее. Линайя просила меня в этот же день сбежать, взять накопления, бросить все и рвануть в Офуртгос…

— А ты?

— А я, как дурак, сказал, что нельзя бегать и прятаться, и собрался на следующий день после ярмарки прийти к купцу Осгоду и все-таки попросить руки его дочери.

— Но в этот же день на деревню напали, — в ужасе прошептала Йева.

— Да. Меня тогда раненого Линайя и нашла, она как раз в тот вечер была у тетушки в Вардцах. Она привела меня к бабушке Удде, они вдвоем меня выходили.

— Твоей невесте повезло, что Бартлет не узнал про нее ничего.

— Да… После того, как я разбил лицо этому гаду и меня к столбу кандалами приковали, я и увидел ее в толпе. Линайю за руку держал сын вождя, а она рыдала. Так что вот так вот, Йева… Была невеста и не стало… — подытожил Уильям. — Надеюсь, что она забудет меня, выкинет из головы и будет жить счастливо. Я и так дров наломал, едва жизнь ей не испортил. У ее жениха отец — вождь, так что Линайя хотя бы будет всегда в почете и сытости.

— Но как же ты… Как же она после тебя? Тот жених же обнаружит, что она не девственница. На Севере к этому относятся серьезно, а у вас в Офурте так вообще…

— Я с ней и не спал, терпел, — невесело ухмыльнулся Уильям и погрузился в мрачные думы.

— Как хорошо, что я все-таки решилась первой сделать шаг вперед, — чуть наигранно пошутила девушка, желая поменять тему разговора на более приятную. — Так бы точно не дождалась от тебя инициативы. Кстати, как насчет инициативы, а?

Зеленые глаза хитро блеснули, и девушка, выбравшись из объятий, устроилась на Уильяме сверху.

— Я надеюсь, что ты не забеременеешь, — вздрогнул от этой жуткой мысли Уильям, вспомнив Кельпи. — А то мне придется снова с балкона прыгать…

Йева расхохоталась громко и чисто. Ее бронзовые волосы в первых лучах рассвета казались больше золотыми, они волнами лежали на плечах и чуть прикрывали упругую обнаженную грудь. Потом, успокоившись, девушка прислушалась, но в этом крыле никого не было, так что бояться нечего.

— Нет, ты же бесплоден, а кроме тебя-то я с ни с кем и не спала долгое время…

— Как так?

— Вот так, — сверкнула глазами девушка и отодвинулась чуть назад, к бедрам мужчины, там он придержал ее за узкую талию. Йева то опускалась, то поднималась, выгибая спину, но разговор продолжала, хоть и сдерживая стоны. — Вампиров в замке не так много, кроме нас: Него, слуги Эметта и Базил, капитан Онакс, и… — Йева потеряла нить рассуждения. — В общем, неважно. Эметта спит с Леонардо и изредка захаживает к отцу, а Базил… Я его терпеть не могу после одного случая. Мне неприятны даже его касания, так что подпускаю этого упыря к себе лишь изредка.

— Так ко мне ты от безысходности пришла, получается?

— Нет, нет, как ты мог такое подумать! Ты, конечно, неопытен, но это все поправимо.

Прошло еще некоторое время, и когда рассветные лучи скользнули через зарешеченное окно, заиграв на каменном полу, Йева спрыгнула с кровати и оделась. Уильям тоже натянул на себя рубаху и штаны.

Улыбнувшись, девушка попрощалась, взяла в руки кувшин с двумя кружками и выскочила из камеры, просто прикрыв за собой дверь. Она перестала запирать ее изнутри с самого начала лета. Отец сказал ей: «Засов его уже не удержит, а вот обещание не сбегать — может».

В ушах Уильяма отдавалось эхо удаляющихся шагов Йевы. Целый день он бродил из угла в угол, не находя себе места. Порой он вставал на свой качающийся стул и смотрел сквозь толстые решетки темницы на далекое золотистое поле. Близилась пора жатвы, когда крестьяне под палящим зноем будут срезать колосья серпами, укрываясь от солнца широкополыми шляпами.

За день не было прочитано ни одной страницы, а книга так и осталась лежать нетронутой на стопке уже прочитанных книг. Уильяму казалось, что вот-вот он услышит звуки стремительно приближающегося и как всегда энергичного графа. И когда тот откроет дверь, то одним своим взглядом добудет из пленника признание и будет прав, заперев его в камере до самого суда.

В Офурте очень жестко соблюдались традиции, в том числе и те, что затрагивали отношения между мужчиной и женщиной. Близость разрешалась только в браке, а судьбе нарушивших этот закон можно было лишь посочувствовать. Позорный столб в Больших Вардах использовался как раз для таких вот несчастных, нарушивших запрет. И мужчину, и женщину раздевали и привязывали к столбу, где их либо забивали камнями, либо заставляли сидеть несколько дней, слушая оскорбления от людей.

Именно поэтому все ровесники Уильяма очень рано обзавелись семьями и именно по этой причине он и не прикасался к Линайе. Если с поклонением богам ещё можно было поспорить, то традиции Офурта относительно близости с женщиной впитались с молоком матери и так прочно засели у него в голове, что он не мог представить, что может быть как-то иначе.