Это был хитрый ход, к тому же весьма эффективный. Но ничто не могло сравниться со следующей инициативой: 17 августа в Берлин по приглашению маршала Геринга с визитом прибыл начальник Главного штаба военно-воздушных сил Франции генерал Вюйемен. В течение недели в перерывах между шикарными банкетами в «Доме авиаторов», в Министерстве авиации и в Каринхалле французский военачальник посещал цеха сборки самых современных истребителей «Мессершмитт-109» и «Мессершмитт-110», учебные центры, казармы, исследовательские центры и зенитные батареи. Вюйемен пролетал над аэродромами, где стояли сотни бомбардировщиков Хе-11 и истребителей Ме-109 – их перебрасывали незаметно для французов с одного аэродрома на другой[235], – он также провел целый день в центре тактических разработок в городе Барт на берегу Балтийского моря. Там он наблюдал бомбардировки в пике и действия перехватчиков на низких высотах. Впечатление, произведенное на него демонстрацией возможностей немецкой авиации, превзошло все самые смелые ожидания нацистов: в автомобиле, доставлявшем французов в Берлин, генерал Вюйемен сказал послу Франсуа-Понсэ: «Если, как вы предполагаете, в конце сентября начнется война, то через неделю не останется ни одного французского самолета!» В своем отчете Вюйемен подчеркнул «поистине впечатляющую мощь немецкой авиации», «мощное оснащение в сочетании с высоким моральным духом». То же самое он повторил через месяц премьер-министру Даладье, что привело к катастрофическим последствиям…[236]

Нет уверенности в том, что Герман Геринг сам понимал, какое угнетающее действие произвела на гостей демонстрация колоссальной военной мощи. В ходе прощального обеда в Каринхалле он задал Вюйемену вопрос, который вертелся у него на языке: «Что намерена делать Франция в случае войны между Германией и Чехословакией?» Генерал ответил совсем просто: «Французское правительство намерено соблюдать свои обязательства и полно решимости прийти на помощь этой стране в случае нападения на нее». Геринг, ожидавший услышать другой ответ, задумался. Конечно, можно было предположить, что французы блефуют, ведь они были слабы и с политической, и с военной точек зрения… Перехваты, осуществленные исследовательским центром Геринга, истолковать однозначно не представлялось возможным, и если французы собрались бы действовать, англичане поддержали бы их обязательно. Это подтвердил и гауляйтер Данцига Форстер, побывавший в июле в Лондоне и встретившийся там с основными политиками Англии, включая Уинстона Черчилля. Тот заявил, что «любое применение силы Германией неизбежно приведет к мировой войне». Двадцать третьего августа Геринг поручил генералу авиации Гельмуту Фельми подготовить доклад относительно возможности нанесения авиационного удара по Британским островам, в случае если Лондон вмешается в немецко-чешский конфликт. Но и без этого доклада он знал: люфтваффе еще слабо, чтобы воевать на двух фронтах одновременно. Да, тут было о чем задуматься…

Геринг принял в соображение несколько дополнительных сведений: в вермахте усиливалось недовольство и противостояние любой новой войне, и это наглядно продемонстрировала в конце августа отставка начальника Генштаба сухопутных войск Германии Людвига Бека[237]. К тому же фон Нейрат[238], предшественник нового министра иностранных дел, который поддерживал Гитлера и уверял его в том, что не стоит опасаться Великобритании, а также статс-секретарь этого ведомства фон Вайцзеккер интриговали против фон Риббентропа. При поддержке Германа Геринга, который был рад навредить своему честолюбивому сопернику. Кроме того, дипломаты с Вильгельмштрассе и работники «Центра исследований» очень скоро помогли Герингу понять, что французы и англичане готовы пойти на значительные уступки, чтобы избежать применения оружия: они оказывали большое давление на президента Чехословакии Бенеша, побуждая его пойти на переговоры с Гитлером…

И у Геринга сложилось твердое убеждение в том, что минимум сдержанности и воображения помогут рейху добиться своей цели без развязывания всеобщей войны. Потому что, в отличие от Гитлера, который произносил все более резкие речи и явно намеревался решить вопрос силой, он предпочел бы избежать военного столкновения. Думал ли Герман Геринг при этом, что можно достичь желаемого результата только экономическими средствами? Предпочитал ли он мирно наслаждаться своими несметными богатствами? Хотел ли спокойно растить дочку Эдду, которая родилась три месяца назад? Наконец, сделал ли он должные выводы из того, что люфтваффе еще не готово к масштабному конфликту? Или в периоды просветления сознавал, что капитан кайзеровской авиации, командовавший эскадрильей в 1918 году и получивший звание маршала спустя двадцать лет после этого, в 1938 году по-настоящему не способен руководить всей авиацией Третьего рейха в условиях полномасштабной войны? Как бы там ни было, когда утром 14 сентября британский посол в Берлине Гендерсон попросил его поддержать инициативу Невилла Чемберлена, который послал телеграмму Гитлеру с просьбой о встрече[239], маршал Геринг ответил: «Конечно!» – и незамедлительно связался с фюрером, находившимся в Берхтесгадене.

Утром 15 сентября Чемберлен впервые в жизни сел в самолет и вылетел в Мюнхен, откуда немедленно отправился поездом в Берхтесгаден. Геринг остался в Каринхалле, но он пытался через Гендерсона и статс-секретаря германского Министерства иностранных дел Вейцзеккера помешать участию фон Риббентропа во встрече. Действительно, лишь переводчик Пауль Шмидт стал свидетелем первой встречи рейхсканцлера и британского премьер-министра. Она прошла очень бурно, но закончилась заключением предварительного соглашения: Чемберлен в принципе согласился с тем, что судетские немцы должны, согласно их воле, быть присоединены к германскому рейху, и пообещал представить правительствам Великобритании и Франции план, который удовлетворил бы Германию. На следующий день он улетел, выразив готовность еще раз приехать. Сторонники мирного урегулирования чехословацкого вопроса выдохнули с облегчением.

И пока фюрер произносил все новые угрозы в адрес Бенеша и призывал венгров и поляков снова предъявить территориальные претензии чехам, Чемберлен ознакомил своих министров и французское правительство с планом, предусматривавшим постепенное предоставление суверенитета всей Судетской области. Французы с ним согласились, чехи тоже, хотя и скрепя сердце и под сильным нажимом со стороны Лондона и Парижа. После этого Чемберлен вновь вылетел в Германию с чувством удовлетворения от выполненного долга. Двадцать второго сентября он встретился с Гитлером в Бад-Годесберге. В начале беседы английский премьер сообщил, что требование, которое рейхсканцлер выдвинул в Берхтесгадене, будет выполнено. К его удивлению, Гитлер ледяным голосом сказал: «Я сожалею, мистер Чемберлен, но сейчас речь об этом уже не идет». И прибавил, что правительства Польши и Венгрии озабочены судьбой своих меньшинств в Чехословакии, так что придется удовлетворять и их требования, не могло быть и речи о постепенном предоставлении суверенитета. Затем разложил на столе карту и заявил: он требует начать отвод чехословацких войск из намеченных на карте районов Судет 26 сентября. С 28 сентября они должны официально перейти к Германии!