Что касается Италии, ее больше не требовалось запугивать: Италию надо было уговорить. Потому что война в Эфиопии и участие в войне в Испании окончательно вычеркнули Италию из списка западных союзников и очень сблизили Рим и Берлин. Оставалось лишь обольстить Муссолини, так чтобы он прочно закрепился на немецкой орбите. Именно с этой целью дуче и его свиту пригласили в Германию в сентябре 1937 года и устроили им пышную встречу. Муссолини продемонстрировали огромный промышленный потенциал рейха, самое современное вооружение. Перед ним маршировали солдаты армии и СС, его приветствовали многочисленные толпы восторженных людей. Естественно, ему понравился Каринхалл. Не меньше, чем убедительное красноречие хозяина имения, дуче пришлась по душе скромная супруга Геринга[220]. Особенно же впечатлило Муссолини постоянное присутствие дежурного львенка. Во всяком случае, нацистам удалось достичь поставленной цели: на Олимпийском стадионе в Берлине вождь итальянских фашистов, подталкиваемый к этому своим окружением, заключил новый альянс и объявил о «все более тесном сближении двух народов». Он также провозгласил, что «Германия и Италия самые великие и самые демократичные страны мира».

Успех этого визита был чрезвычайно важен для Гитлера, особенно в связи с тем, что благожелательный нейтралитет Италии требовался Германии для успешного проведения давно запланированной акции – аннексии Австрии. Стоит признать, что с лета 1937 года развитие событий весьма этому благоприятствовало: Францию парализовали постоянные политические кризисы, «чистка кадров Красной армии» явно исключала всякое военное вмешательство СССР в дела Восточной Европы[221]. Италия Муссолини с 1934 года стала дружественной державой. Соединенные Штаты продолжали убаюкивать себя пацифистскими мечтаниями. Япония превратилась в ценного союзника после заключения Антикоминтерновского пакта. Новый премьер-министр Великобритании Чемберлен был готов пойти на уступки, чтобы купить мир, а его новый посол в Берлине, Гендерсон, сказал Герингу в начале июля, что он «вовсе не против того, что Гитлер заберет свою Австрию». В Вене после подписания за год до этого австро-немецкого соглашения канцлеру Курту фон Шушнигу пришлось включить в состав своего правительства людей, благожелательно расположенных к нацистам, из-за чего у него осталось мало шансов для маневра. Гитлер, обладавший хорошо развитым хищническим инстинктом, почуял, что настала пора действовать, хотя долгое время не мог определить, какие для этого нужно использовать средства. Но тут ясно было по меньшей мере одно: Герман Геринг, используя свое происхождение, свои семейные связи[222], свои убеждения, свое влияние, свое честолюбие, свою неуемную тягу к действию и доверие со стороны фюрера, опять оказался в самом центре событий, связанных с присоединением Австрии…

Несколько месяцев премьер-министр готовил почву: в Берлине, в Каринхалле, в Роминтене, в Нюрнберге и в Мюнхене он не уставал повторять своим иностранным гостям: Австрия должна быть присоединена к Германии, потому что она сама этого желает, потому что такова ее судьба, потому что подавляющее число ее граждан имеют немецкие корни, потому что это является главной задачей великого рейха Гитлера и потому что никто не способен этому противостоять. Эти тезисы в различных вариантах слышали поочередно послы Франции, Великобритании, США, Польши, Чехословакии, Италии и Австрии. А также английский лорд-хранитель печати, наследный принц Швеции, царь Болгарии и премьер-министр Канады[223]. Гвидо Шмидту, министру иностранных дел Австрии, когда пригласил его в свое поместье, Геринг настоятельно рекомендовал обратить внимание на выполненную «под старину» фреску, на которой Германия и Австрия составляли единое государство, а затем прибавил: «Это – прекрасная карта, и мне не хотелось бы ее изменять. Тем более что я распорядился нарисовать ее с учетом вполне ожидаемого поворота событий». Во время посещения Каринхалла в сентябре Муссолини тоже пришлось уделить внимание этой карте…

В некотором смысле именно канцлер Шушниг запустил часовой механизм адской бомбы: в надежде добиться ослабления экономического и политического давления со стороны Германии, он 12 февраля 1938 года приехал в Берхтесгаден для встречи с Гитлером. Фюрер в течение двух часов высказывал ему оскорбления и угрожал, а потом предъявил следующие требования: освободить из заключения австрийских нацистов; назначить их лидера Зейс-Инкварта министром внутренних дел, главой полиции и службы безопасности; включить австрийскую НСДАП в правительственную коалицию «Отечественный фронт». В заключение Гитлер сказал, что в случае отказа Австрию ждет военная интервенция… Шушниг сдался, и Гитлер дал семь дней на утверждение соглашения президентом Микласом и его правительством. Шестнадцатого февраля действительно была объявлена амнистия австрийским членам НСДАП, а Зейс-Инкварт стал министром внутренних дел. Но канцлер Шушниг, вынужденный проводить политику, которая ему не нравилась, совершил новую ошибку: вечером 9 марта он объявил о проведении в ближайшее воскресенье, 13 марта, плебисцита по вопросу о независимости Австрии, в ходе которого австрийскому народу предстоит ответить на единственный вопрос: желает ли он иметь «свободную и немецкую, независимую и социальную, христианскую и собственную Австрию?».

Это стало поводом, который так долго искал Гитлер. И 10 марта фюрер приказал войскам быть готовым в течение сорока восьми часов перейти австрийскую границу. Одновременно он поручил принцу Филиппу Гессенскому передать его личное послание Муссолини[224], в котором объяснял дуче свои намерения. Утром 11 марта Вена получила новый ультиматум Гитлера: немедленно отменить плебисцит. Шушниг снова уступил, но было уже слишком поздно, потому что Герман Геринг, воспользовавшись отсутствием Риббентропа[225], взялся сам контролировать переговоры из Берлина. Силы вторжения уже сконцентрировались вдоль границы, а свежеиспеченный маршал авиации, став рупором воли фюрера, принялся направлять работникам немецкого посольства в Вене и всем про-германски настроенным австрийским министрам множество малопонятных и даже противоречивых инструкций того, как заменить законное австрийское правительство нацистской администрацией во главе с Зейс-Инквартом. Эта администрация должна была попросить «помощи» немецкой армии для восстановления порядка в стране. Позже Герман Геринг хвалился тем, что лично организовал аншлюс по телефону. И стенограмма переговоров между Берлином и Веной, которые велись во второй половине дня 11 марта 1938 года, в общем-то подтверждает его слова.