Чтобы стала ясна предыстория, надо перенестись в 5 ноября 1937 года: в этот день фюрер собрал в рейхсканцелярии фон Бломберга, фон Фрича, Геринга, Рёдера и фон Нейрата. Якобы для того, чтобы обсудить вопросы снабжения вооруженных сил сырьевыми ресурсами, но на самом деле – для того, чтобы «разъяснить присутствующим господам свои основные идеи о возможном развитии и необходимости внешнеполитического положения» Германии. Гитлер говорил более трех часов, и его военный адъютант, полковник Фридрих Хоссбах, протоколировал все сказанное почти дословно. Начал фюрер с проблемы жизненного пространства: он сказал, что «будущее Германии зависит исключительно от решения проблемы недостатка пространства», и прибавил: «Если на первый план ставить вопросы нашего продовольственного обеспечения, то необходимое пространство можно искать только в Европе». Но Англия и Франция, две враждебно настроенные державы, противятся этому, продолжал Гитлер, так что «для решения германского вопроса возможен только путь насилия, хотя он никогда не бывает лишен риска». Но Гитлер не боится рисковать, он готов пойти на применение силы, следует ответить лишь на два вопроса: «когда?» и «как?».

Сначала он разбирает фактор времени и в качестве решающего исторического рубежа называет период 1943–1945 годов. До этого времени оснащение сухопутных войск, военно-морского флота и авиации, как и подготовка офицерского корпуса, практически завершится. После этого, по его мнению, можно ожидать лишь того, что условия изменятся не в пользу Германии: ее вооружение устареет, резервы начнут истощаться и вообще наступит «момент ослабления режима». И значит, разрешение проблемы жизненного пространства должно начаться не позднее 1943–1945 годов, а по возможности раньше.

Далее Гитлер обрисовал такой вариант: если глубокие «социальные столкновения» ослабят Францию, то ее армия не сможет выступить против Германии и «наступит благоприятный момент действий против Чехии». Потом рассмотрел другой вариант: если Франция будет втянута в военный конфликт с третьей страной, например с Италией, в этом случае «наша первая цель – одновременно захватить Чехию и Австрию. Тогда Польша будет нейтрализована». Кроме того, продолжал фюрер, «с большой вероятностью Англия, а возможно, и Франция уже втихую списали Чехию со счетов и примирились с тем, что в один прекрасный день Германия разделается с этим вопросом. Трудности имперского характера и перспектива быть вовлеченной в длительную европейскую войну будут определять неучастие Англии в войне против Германии. А позиция Англии, несомненно, окажет влияние на Францию». Но в любом случае «придется, естественно, обеспечить наш западный фланг во время нападения на Чехословакию и Австрию».

Вот что сказал Гитлер… Бломберг, Фрич и Нейрат, впервые услышав подобные речи, принялись поочередно высказывать серьезные возражения. Именно это и объясняет их смещение с постов три месяца спустя после данного собрания. А для Геринга слова Гитлера откровением не стали: он знал, что перевооружение авиации предусматривает подготовку к большой войне. Предполагалось, что к началу 1938 года в составе люфтваффе будут тридцать эскадр бомбардировщиков, шесть эскадр самолетов «Юнкерс-87» («Штука») и двенадцать эскадр истребителей[211]. И чтобы достичь этой задачи, уже были совершены чудеса. Особенно постарался Генрих Коппенберг: этот инженер внедрил на заводах фирмы «Юнкерс» перенятую в США технологию конвейерной сборки самолетов. А поскольку требования к количеству никоим образом не вредили качеству, последние произведенные образцы отличались высокими летно-техническими и боевыми характеристиками: так «Мессершмитт BF 109» (Ме-109), летавший с максимальной скоростью 575 км/ч и оснащенный двумя 20-миллиметровыми пушками и двумя пулеметами, оказался самым скоростным и наиболее мощно вооруженным истребителем своего времени. Средний бомбардировщик «Юнкерс-88», который мог также использоваться как ночной истребитель-перехватчик и осуществлять авиационную разведку, еще находился на стадии испытаний. Но вскоре этот самолет стал одним из основных бомбардировщиков люфтваффе вместе с «Хейнкелем-111» и «Дорнье-17», менее скоростными машинами[212], но зато хорошо освоенными[213]. Что касается пикирующего бомбардировщика «Юнкерс-87», его бомбовая нагрузка составляла почти 500 кг, и в то время он являлся практически единственным в Европе самолетом фронтовой бомбардировочной авиации. Наконец, немецкие производители уже создали три прототипа тяжелого четырехмоторного бомбардировщика с большим радиусом действия: «Юнкерс-89», «Дорнье-19» и «Мессершмитт-264». К осени 1937 года качественное превосходство немецкой авиации стало очевидно для всех.

Особенно после того, как «Мессершмитт-109» побил мировой рекорд скорости в 610 км/ч[214]. Это, естественно, стало поводом для того, чтобы Геринг получил несколько новых медалей. Но в этот раз поощрения удостоился и Эрхард Мильх.

Однако, если внимательно посмотреть за сверкающий фасад возрождавшейся немецкой военной авиации, можно отметить некоторые ее значительные слабости. Самая главная из них – упорная взаимная неприязнь рейхсминистра авиации Германа Геринга и министерского статс-секретаря Эрхарда Мильха. Некоторые ее проявления выглядят весьма тривиально: Мильха больше не приглашали на охоту в Каринхалл, его фамилия не значилась в списке кандидатов на получение новогодних подарков от премьер-министра. Другие оказались намного серьезнее: Геринг общался с подчиненными Мильха через его голову и вместе с генералом Удетом принимал решения о стандартизации двигателей и фюзеляжей, даже не ставя Мильха в известность об этом! И это еще не все: в марте 1937 года Геринг принял решение свернуть работы по созданию четырехмоторного бомбардировщика с большим радиусом действия, который три года назад заказал генерал Вефер. Возможно, для этого имелись вполне резонные причины технического и экономического порядка[215], но такое важное решение по столь сложному вопросу, принятое без его, главного исполнителя, участия не могло не вызвать беспокойства у Эрхарда Мильха. А Геринг дал ему такое малоубедительное объяснение: «Фюрер не задает мне вопросов о размерах моих бомбардировщиков: он интересуется их количеством».

Структурная реорганизация люфтваффе, затеянная Герингом с целью усиления своего влияния, оказалась не менее катастрофической: весной 1937 года Мильху сообщили, что теперь Министерство авиации разделяется на два отдела – «министерский», который должен возглавить он, Эрхард Мильх, и «командный», которым будет руководить генерал Штумпф, с 1 июня вступающий в должность начальника Генерального штаба Верховного командования люфтваффе. Оба отдела получали равный статус, и каждый в отдельности подчинялся министру авиации. Это было уже сужением сферы ответственности Эрхарда Мильха, но даже этого Герингу показалось мало, и в январе 1938 года он вывел из подчинения Мильха кадровую службу люфтваффе под началом фон Грейма и техническое управление, которым руководил Эрнст Удет. Статус этих отдельных отныне подразделений приравнялся к статусу министерского и командного отделов, и они тоже теперь подчинялись непосредственно Герингу. Было бы сильным преувеличением сказать, что управление люфтваффе сильно улучшилось в результате этого разделения. Тем более что после этого ни одно решение, даже самое незначительное, не могло быть принято без визы маршала. А тот теперь лишь эпизодически уделял внимание проблемам люфтваффе. Но в каждом поступке Германа Геринга сквозили зависть и бахвальство. «Он не переносил, – вспоминал Мильх, – когда Гитлер в какой-нибудь официальной речи говорил, что имена Геринга и Мильха неразрывно связаны с расцветом люфтваффе. […] “Скажу вам одну вещь, – признался он как-то мне. – Я понижаю вас в должности не потому, что вы чего-то не сделали, а потому, что вы многое сделали слишком хорошо. Партия постоянно твердит: «Все это сделал Мильх» – а я (тут он закричал) этого не выношу!” […] Когда Геринг объявил мне о реорганизации, я сказал: “Тем самым вы разрушаете люфтваффе. Кто-то должен держать в руках все рычаги управления. Если это буду не я, то руководить придется вам, а вы не сможете этого делать”. Он крикнул: “Смогу!” Я возразил: “Думаю, что нет”». Конечно же генерал Мильх давно знал, что у Геринга нет ни знаний, ни интереса, ни времени для выполнения этой задачи и что он непременно доверит работу тем своим подручным, которые раболепствовали перед тщеславным маршалом…