Действительно, у этого человека было множество других занятий, поскольку фюрер отвел ему первую роль в своей дипломатической игре: требовалось наладить хорошие отношения с Великобританией, чтобы уговорить ее согласиться с планами нацистской экспансии на Восток. Обещания могли в этом деле привести к более приемлемому результату, чем запугивание, и в этом плане уже были сделаны некоторые предварительные шаги: в начале 1937 года генералу Мильху разрешили пригласить в Германию двух вице-маршалов авиации Британии и двух офицеров разведслужбы. Они смогли посетить авиастроительные заводы компаний «Юнкерс» и «Хейнкель», побывать в расположении только что сформированных эскадрилий, увидеться с коллегами-штабистами и получить точные сведения о летно-технических характеристиках новейших немецких самолетов[216]и о программе их производства[217].

А Геринг тем временем как мог добросовестно справлялся с порученными ему фюрером политическими заданиями. В ходе встреч с бывшим военно-воздушным атташе Британии в Берлине Малкольмом Кристи[218]в феврале и июле 1937 года он обезоружил собеседника откровенностью, в прямом смысле этого слова, если верить отчету англичанина. «По мнению Геринга, – писал Кристи, – немецкий империализм должен был развиваться в два этапа. На первом этапе должна быть создана некая Срединная Европа, экономически и политически подчиненная Германии зона в Центральной Европе. Эту зону следовало занять без разжигания всеобщей войны. Австрия сама войдет в состав Третьего рейха. Судетская область и Богемия (без Словакии) будут захвачены силой, в случае если чехи не согласятся добровольно пойти на расчленение страны. Славянские государства юга Европы должны будут стать союзниками или сателлитами Германии, а Польша будет “вновь завоевана” с помощью военного или экономического давления, а возможно, того и другого одновременно. […] На втором этапе имперской экспансии в события будут вовлечены остальные державы. Геринг надеялся на то, что Великобритания предоставит Германии полную свободу действий для операций на Востоке, чтобы решить русский вопрос и найти себе “жизненное пространство”. Советская Россия должна быть разгромлена. “Жизненное экономическое пространство, – сказал он, – должно быть одновременно и политическим жизненным пространством”. На Западе при поддержке Италии Франция будет низведена до положения второстепенной державы, а Великобритания будет исключена из участия в жизни континента. […] Он особо подчеркнул, что Великобритания, если не даст Германии свободу действий, станет главным врагом Германии».

Это походило на запугивание, однако Геринг практиковал и другие методы: в ноябре того же года он пригласил в Каринхалл лорда Галифакса после довольно бурного его разговора с Гитлером[219], и переводчик Пауль Шмидт восхитился дипломатической ловкости Германа Геринга. «Он затронул те же самые вопросы, что и Гитлер, – отметил Шмидт, – но с неизмеримо большей дипломатичностью. Он оставался спокойным даже в вопросе об Австрии и обсуждал все темы так, словно решения, которые ищет Германия, неизбежны и неоспоримы. “Мы ни при каких обстоятельствах не станем применять силу, – сказал он примирительно, – в этом не будет никакой надобности. Все можно было бы прекрасно уладить за столом переговоров”. […] Это было глубокое внутреннее убеждение Геринга, и оно постоянно проявлялось в его разговорах с Галифаксом».

Лорд Галифакс описал хозяина поместья Каринхалл как «кинозвезду, гангстера, крупного землевладельца, премьер-министра, руководителя партии и егеря в одном лице». Но тем не менее ему понравился этот «говорящий о политике взрослый школьник в зеленом камзоле и красных сапогах», в котором он увидел «довольно привлекательную личность». Тогда Галифакс был всего лишь лордом-хранителем печати (министром юстиции), но к нему прислушивался новый премьер-министр Невилл Чемберлен. А благожелательный отчет о поездке в Германию стал, разумеется, в большей степени результатом его пребывания в Каринхалле, нежели итогом встречи с Гитлером…

Этот доклад подтолкнул Чемберлена на продолжение политики умиротворения. И посему он прислал в Берлин нового посла, сэра Невилла Гендерсона, который полностью разделял его иллюзии. Посол быстро поддался специфическому обаянию Германа Геринга. «Из всех лидеров нацизма, – позже признался сэр Невилл, – Геринг при первом приближении показался мне наиболее симпатичным человеком. […] На самом же деле это был настоящий грубый разбойник, но он имел определенные привлекательные качества. Должен сказать откровенно, что лично мне он не очень нравился». Что тут добавить? Только то, что все это оказало определенное влияние на последовавшие вскоре важные события.

Разумеется, Францию тоже затронула эта разносторонняя кампания уговоров и запугиваний. Одной из главных целей ее стал капитан Поль Штелен, только что назначенный на должность военно-воздушного атташе в Берлине. Этот двадцатисемилетний уроженец Эльзас-Лотарингии, красивый собой и прекрасно говоривший на немецком языке, с 1936 года получил особую привилегию тесно общаться с руководителями немецкой авиации, начиная с директора технического управления люфтваффе. «Эрнст Удет подружился со мной, – вспоминал Штелен. – Мне случалось часто заходить к нему в его холостяцкую квартиру, где бар занимал особое место и располагал к откровенности». Среди его знакомых был также генерал Боденшац, военный адъютант рейхсминистра авиации. «Мои отношения с этим важным лицом национал-социалистского режима […] всегда удивляли тех, кто об этом узнавал, – писал Штелен. – Существовавшая между нами огромная разница в возрасте, в звании и в должности, действительно, не могла объяснить эти отношения. […] Не подлежало сомнению, что в основе наших встреч с этим прямым немецким генералом, живым, деятельным, сердечным, порядочным и глубоко преданным Герингу, лежало внезапно родившееся и искреннее чувство дружеского расположения ко мне, молодому офицеру. В течение года с лишним Боденшац говорил со мной только о люфтваффе, о людях военной авиации, о ее развитии, о подготовке летчиков, о тактике, о той мощи, какую авиация должна была вскоре приобрести, о привилегированном положении авиации в системе вооруженных сил Германии».

Все это хорошо, но дружба тут вовсе ни при чем, поскольку в окружении Германа Геринга не принято было давать волю чувствам. Разве что, разумеется, ради пользы для «великого немецкого рейха»… Кстати, этому молодой капитан Штелен не переставал удивляться, тем более что весной 1937 года на одном из посольских приемов случай дал ему возможность познакомиться с родной сестрой Геринга, Ольгой Ригль. Случай действительно много решает, и это знакомство переросло в нежную дружбу, которая позволила молодому офицеру войти в тесный круг семейства Герингов. Совершенно естественно, это позволило ему встретиться со вторым лицом Третьего рейха в неофициальной домашней обстановке. Позже Штелен рассказывал: «Геринг пожал мне руку так сердечно, словно мое появление доставило ему особую радость. И действительно, он говорил со мной по-свойски, интересовался, чем я занимаюсь, как меня принимали в подразделениях люфтваффе, расспрашивал о моих поездках в Париж. “Мне известно, что время от времени вы встречаетесь с Боденшацем и Удетом. Это меня очень радует”, – заметил он. Потом заговорил и про нашу авиацию: “Наше преимущество перед вами состоит в том, что мы вынуждены были все начинать с нуля. Я брал к себе на службу только людей энергичных, имевших воображение и современные взгляды, способных сделать нечто новое, использовать самолеты так, как это следует делать в 1937 году. Я прогнал всех, кто вспоминал о прошлом, про 1918 год, тех людей, каких еще можно найти у вас, во всяком случае, если судить по вашей прессе. […] Между тем, что делаю я, и тем, что вы сейчас имеете, вскоре не будет ничего общего, если, конечно, вы не смените ваших руководителей. Поезжайте на аэродромы, понаблюдайте, как тренируются пилоты, посетите заводы, я от вас ничего не скрываю, и тогда у вас появится более конкретное представление о мощи нашего оружия”». Капитан Штелен именно так и поступил: то, что он увидел, произвело на него сильнейшее впечатление. А после этого направил своим начальникам соответствующие доклады, на что и рассчитывал Герман Геринг…