Оглушительно гремя крыльями, дракон в тот же миг очутился рядом с Мэтом и проревел:

— Что тут у нас делается?

— Уже ничего, и мне бы хотелось, чтобы так было и впредь. Придержи его, ладно?

Незнакомец извивался, пытаясь уползти от меча, но тут опустилась тяжеленная лапа, и когти сжали его грудь.

— Лежи смирно, — распорядился дракон, — а не то я нажму покрепче, и от тебя только мокрое место останется.

Странник притих. Мэт убрал меч, развязал у незнакомца пояс, распахнул полы его плаща.

— Еще один из моего рода-племени! — прошипел Стегоман, а странник зашипел в ответ и высунул раздвоенный язык.

Перед Мэтом предстало худое извивающееся тело, покрытое радужными чешуйками. У странного создания было две ноги и две руки, но в остальном он больше напоминал рептилию, нежели млекопитающее — вероятно, потому, что у него напрочь отсутствовали половые органы. На груди у чудища сверкал золотой кружок — медальон на кожаном шнурке.

— Ты — настолько же змей, насколько человек, — процедил сквозь зубы Мэт. — Кто тебя послал сюда?

— Обезьяны много болтают, — прошипел змеечеловек, — да все без смысла.

Мэт взмахнул мечом и снова приставил его острие к горлу чудовища.

— А змеи — символ обмана и предательства. Если не желаешь, чтобы я сейчас же спустил с тебя шкуру, лучше скажи мне правду о себе.

— Только теплокровные тупицы боятся лишиться кожи!

— А ты не надейся обрасти новой, — предупредил Мэт. — Кто рассказал тебе об этой девушке?

— Ты сам и рассказал, тупица!

— Ну хватит, — прорычал Стегоман. — Так он тебе ничего не скажет, только будет обзываться. Дай-ка я на него покрепче наступлю.

Змеечеловек злобно зашипел.

— А пожалуй, можно заставить его стать более разговорчивым, — ухмыльнулся Мэт и пропел:

Крошка-змей приполз ко мне,

Прошипела кроха:

«Правда — это хорошо

Или очень плохо?

А быть может, лучше врать

Всем напропалую?

Я ль не легче проживу,

Коль весь мир надую?»

«Нет, — ответил змею я, —

Брось-ка мысли эти.

Врать не стоит никому

Ни за что на свете.

Помни, змей, и не шипи,

Не вздыхай, не охай:

Правда — это хорошо,

А неправда — плохо!»

Не то чтобы получился шедевр, но главное было в смысле.

— Ну, — повторил Мэт, — кто тебя послал?

Змеечеловек оскалился, вытаращил глаза… Его язык зашевелился сам собой, а из глотки вылетели слова:

— Кала Нага послала меня.

— Что она тебе велела сделать?

На этот раз чудище крепко сжало челюсти, щеки у него разбухли от натуги — так он старался удержаться рвущийся наружу ответ, но все же Мэт услышал шипение:

— Меня пос-слали, ч-чтобы я ос-становил орудие с-судь-бы — единс-ственное препятс-ствие на пути богини к завоеванию царс-ства прес-свитера Иоанна и его с-самого.

— Весьма далеко идущие планы, — прищурившись, проговорил Мэт. — А с какой стати твоя покровительница желает покорить царство Иоанна?

И снова последовала борьба с самим собой, но опять прозвучал ответ:

— С-с такой с-стати, что только прес-свитер Иоанн меш-шает ей завоевать вес-сь мир.

— Ложной скромностью она явно не страдает, эта ваша Кала Нага, — усмехнулся Мэт. — «Орудие судьбы» — это, часом, не я ли? И не поэтому ли ты пытался мне помешать?

— Нет. Ты мог помочь орудию с-судьбы, но это не ты.

Мэт нахмурился, пытаясь добраться до смысла загадочных высказываний змеечеловека. Как бы то ни было, сейчас он говорил всю правду, какую знал.

— И как ты узнаешь это «орудие судьбы»?

— Должно быть двое с-странников, — отвечал змеечеловек таким тоном, словно слова вытягивали из его глотки щипцами. — Ты можеш-шь им помочь, и потому тебя с-следует ос-становить.

— Двое? — настойчиво переспросил Мэт. — Одна из них — та девушка, о которой я тебя спрашивал?

— Да! — в муках выдавил посланец Кала Наги.

— А кто второй?

— Второй тоже молод, он…

Но тут шипение перешло в дикий вопль, и тело змеечеловека объяло пламя. В следующее мгновение чудовище обмякло и затихло, стало похожим на обгорелое бревно. Язычки пламени еще некоторое время лизали его одежду и чешуйчатую кожу.

Мэт судорожно выдохнул.

— Что ж… Очень верный способ заставить любого замолчать.

— Жестоко, — мрачно буркнул Стегоман. — Но хотя бы быстро.

— Да, он недолго мучился. Но если Кала Нага так наказывает тех, кто предал ее, то она наверняка столь же хладнокровна, как ее имечко.

— Так знаешь, что оно означает? — спросил Стегоман.

— Читал одну историю в детстве, — кивнул Мэт. — Это означает «черная змея».

— Теперь по крайней мере стало понятно, что же мы ищем.

— Точно, — отозвался Мэт, отвернулся от бесформенной обугленной груды, валявшейся на песке, и взобрался на спину дракона. — Вот только я сильно сомневаюсь в том, что мы найдем Балкис в этой самой третьей по счету долине на юге, Стегоман. И совершать посадку там мне как-то неохота. Но посмотреть можно — для вящей уверенности.

— Наверняка дотуда не так далеко, — согласился дракон. — К тому же мне очень хочется поскорее подышать свежим воздухом.

— Угу. И прохладным, — кивнул Мэт и отер пот со лба. — Интересно, как этот змеечеловек ухитрялся легко переносить такую жару?

— У него кровь холодная, как у меня, — объяснил Стегоман. — Но я так думаю, через часок-другой мы окажемся там, где есть тенек.

— Да уж, — вяло проговорил Мэт. — На таком солнце и кочегар бы поджарился. Раздуй-ка ветерок, дружище, будь так добр.

Настала ночь, но гигантская песчаная рыба не сбавила скорость. Балкис поинтересовалась:

— Много ли еще осталось оазисов до северного края пустыни?

— Мы проскочили мимо двух, — ответил Паньят. — Если я не ошибаюсь в счете, остался только один.

Антоний вздрогнул, обвел взглядом ровную пустыню.

— Какой же я глупец! Так увлекся разговором, что даже не заметил.

— И не надо было замечать, — усмехнулся Паньят. — Последний оазис был в трех днях пути от края пустыни, но теперь эта рыба плывет быстро, очень быстро. Думаю, не стоит с ней расставаться — ведь она направляется на север.

— Хорошая мысль, — согласилась Балкис, но нахмурилась. — Но мне уже хочется пить.