Но она всегда спохватывалась и запросто обгоняла меня уже через несколько секунд, никогда не доводя хозяйку до деревенеющих от напряжения мышц. Да и впереди нас ждал отнюдь не теплый дом и горячий ужин.

Эмоции Третьей я начала «слышать» еще в центре жилого квартала, и Лют впервые за всю дорогу тревожно обернулся: его тоже коснулась мешанина чужих эмоций: материнская нежность, страх, обреченность и горячечная готовность растерзать любого, кто посмеет навредить ее самому главному сокровищу. Стоило появиться реальной угрозе яйцу, как драконесса мигом позабыла о горе и мести, превратившись в многотонный комок родительских инстинктов, и в первое мгновение я и впрямь споткнулась на ровном месте, хватая ртом морозный воздух.

Интересно, моя мама испытывала примерно то же, когда звонила мне днем? А я — почувствую ли то же самое, если у меня когда-нибудь…

Взгляд Люта обернулся раскаленной бездной. Он поспешно отвернулся, а я опустила глаза, но все же успела заметить, как резко напряглась спина Найдена.

— Да далось нам твое яйцо… — проворчал позади меня Хотен, для которого вся эта эмоциональная буря, должно быть, и без моего близкого присутствия была сродни удару пыльным мешком по голове.

Материнский инстинкт не рассуждал, далось нам яйцо или нет, он требовал костьми полечь, защищая драгоценное потомство. Все, чем я могла ответить — это сочувствие и понимание, усиленное присутствием моего «гарема», так что никто не удивился, когда драконесса, едва завидев нас на горизонте, попыталась взлететь, чтобы встретить потенциальных обидчиков как можно дальше от гнезда.

На свету ее крылья переливались всеми оттенками зеленого, будто каждую чешуйку сшили из эльфийского шелка — но очень скоро эта завораживающая картина скрылась из виду: напрасно ударив крыльями несколько раз, Третья подняла снежную бурю, заставив нас дружно сморщиться, закрывая лица от метели.

Выбраться нам навстречу по земле у драконессы тоже не получилось: стенки цисты оказались то ли слишком скользкими, то ли слишком твердыми для ее когтей. Поэтому она встретила нас, высунув голову из ледяного гнезда и растопырив крылья, словно пыталась казаться еще больше, чем была.

Лично я впечатлилась и без этого, но меня, как обычно, никто не спрашивал. Лют жестом велел оставаться на месте и первым вышел вперед, даже не оглянувшись. Найден все равно ушел на несколько шагов вперед, но потом все-таки остановился. Я бросила в его сторону настороженный взгляд, но быстро отвлеклась.

По мере приближения Люта драконесса все ниже опускала голову, следя за нахальным тараканом. Похоже, она учла свои прежние ошибки и дышать магией уже не собиралась, но ее клыки оставались при ней. На Люта, в отличие от меня, потребовалось бы не меньше трех укусов — но это в случае чего послужило бы слабым утешением.

Третья, видимо, подумала о том же и встретила особиста широким предупреждающим оскалом.

А Лют ответил ей уже знакомой волной упрямой нежности и желания защитить, во что бы то ни стало, приправленной ноткой здорового страха за свою шкуру, — и, остановившись вне зоны досягаемости клыков, принялся деловито распаковывать контейнер. Его поведение драконессу откровенно взбесило: она взмахнула крыльями, нацелив когти на отвесную стену цисты — но они только вхолостую чиркнули по магическому льду, и Третья, едва успев подняться на несколько метров, гневно сомкнула челюсти в шаге от саней, заставив Люта присесть от неожиданности, и рухнула обратно. Над цистой блеснуло в закатных лучах облако колкой снежной взвеси, и взметнувшаяся над ним чешуйчатая голова огласила окрестности беззвучным ревом.

Побледневший Лют провел рукавицей по лицу, стирая выступившую испарину, отвязал контейнер и с силой подтолкнул сани вперед, целясь в выступающий край цисты — должно быть, чтобы они остановились, натолкнувшись, а не опрокинулись вниз, расплескивая содержимое. Как бы то ни было, докатиться до гнезда саням не светило.

Драконьи челюсти поймали их на полпути, с одинаковой легкостью переламывая и металлические полозья, и пластиковую оболочку контейнера.

Питательная смесь плеснула во все стороны, окрашивая снег веселенькими розовыми брызгами, но часть все-таки попала именно туда, куда было задумано. Переливающаяся зеленью и серебром голова замерла над растерзанными санями, а на нас неспешно дохнуло чужой недоверчивостью и удивлением. Лют не двигался с места, хотя драконесса смотрела прямо на него, и, кажется, вовсю играл с ней в гляделки.

И вдобавок выиграл.

Третья оскалилась на него, чтобы не зарывался, и жадно лизнула розоватый снег. За языком немедленно протянулась ледяная полоса, и ее драконесса проглотила целиком, не жуя. Я вдруг осознала, что мне не хватает воздуха: оказывается, все это время я дышала через раз, стискивая руками упряжь.

Лют, не поворачиваясь к нам, поднял один палец.

Найден беззвучно выругался и потянул свои сани ближе к драконессе. Та благополучно слопала снег вокруг обломков и наблюдала за приближением следующей порции с поистине собачьим нетерпением, уже не демонстрируя никакой агрессии. От ее надежды на душе стало как-то светлее, и я принялась заранее выпутываться из упряжи.

Кто бы мог подумать, что бредовая идея Радима все-таки поможет драконессе? А я над ним еще и смеялась…

За своим малодушным облегчением — надо же, все-таки отделались! — я пропустила тот момент, когда Найден отвязал контейнер, открыв длинную крышку, и с такой силой толкнул сани, что сам рухнул в снег. Только целился он не в льдистый уступ.

А точнехонько под ноги Люту.

В последний момент он обернулся, будто нутром почуяв неладное, но сделать ничего не успел: груженые сани, набрав скорость, проскользили по ледку, подобрали пассажира и поехали дальше, ускоряясь. Открытая крышка контейнера сделала свое дело: Лют влетел спиной в питательную смесь и, кажется, застрял. Драконесса сначала озадаченно наблюдала за «тараканьей возней», потом, когда сани опасно приблизились к краю цисты, зловеще оскалилась и собралась оборонять гнездо. Лют оценил предъявленные клыки и дернулся, пытаясь выбраться, но крышка свою добычу держала крепко — так что, когда особисту удалось-таки упасть с саней вбок, рухнул он вместе с контейнером.

Чудовищные челюсти беззвучно сомкнулись, переламывая металлические полозья, как трухлявую щепу. Пластиковый контейнер скользил по льду лучше всяких каталок, и Лют, несмотря на все попытки затормозить, веселенько проехался мимо оскаленной драконьей морды, подскочил на обломанной стенке цисты, как на трамплине — и полетел вниз, в гнездо.

Я подавилась собственным криком и, позабыв обо всем, бросилась вперед.

А драконесса оторвалась от истерзанных саней, поняла, что контейнера на них не было и, резко взмахнув крыльями, развернулась, выискивая потенциальную угрозу гнезду. Поднявшимся ветром меня сбило с ног; я упала на спину, забарахталась, пытаясь скорее встать — и замерла. Хотен держал Найдена в захвате, не позволяя дергаться — а тот и не пытался, заворожено глядя на длинный темно-зеленый хвост, торчащий из огромной ямы драконьего гнезда. Хвост азартно подергивался, и над разломленной цистой вздымались маленькие снежные вихри.