БЕРТОН ХИЛЛИС

Когда мои дети стали подростками, Рождество в нашем доме больше стало походить на распродажу в магазине. Они хватали свертки и коробки со своими именами из‐под елки и бежали в комнату, где начиналась примерка дорогой одежды и тестирование модных гаджетов. По правде говоря, я была разочарована этой коммерческой рождественской рутиной. Мне хотелось волшебства, чудесных эмоций и приятных неожиданностей.

Идею подсказала моя бархатная шкатулка. На взгляд многих, не было в ней ничего необычного, но для меня это была самая красивая вещь в мире. В ней хранился самый первый рождественский подарок, подаренный мне моим возлюбленным. Это было письмо с самыми важными словами, которые я слышала в своей жизни, – признанием в своих чувствах. Оно было очень искренним и личным, и значило для меня больше, чем любой подарок, купленный в магазине. Двадцать пять лет спустя я все еще храню его.

Так я и нашла ответ на вопрос, как вернуть моих детей к истинному смыслу Рождества – к любви. Я придумала новую рождественскую традицию. Каждый из нас будет писать письмо другим членам семьи. В нем должно быть любимое воспоминание, а также то, почему мы благодарны этому человеку за то, что он есть в нашей жизни. Письма нужно складывать в чулки адресатов, висящие на камине. В Рождество каждый из нас забирал бы свой чулок и читал письма, ему адресованные.

В первый год мне пришлось выслушать немало ворчаний по поводу необходимости писать письма. И это понятно: в век коротких телефонных сообщений, смайликов вместо слов любви или благодарности непросто сформулировать и написать то, что глубоко в сердце.

Но все получилось! На следующее Рождество протестов стало немного меньше. К третьему году мне даже не пришлось никого уговаривать. Дети с нетерпением ждали, когда их чулки наполнятся письмами, и даже спрашивали, можно ли открыть их пораньше.

Наверное, кому‐то обычные письма могут показаться не очень интересным подарком. Но я считаю, что они дороги и дарителю, и получателю. Тот, что его пишет, должен сесть и подумать о том, что каждый член семьи значит для него. Получатель же узнает, за какие качества его любят и ценят.

И я поняла, что нам не нужны дорогие подарки – куда важнее знать, что мы любимы и важны для кого‐то.

Мишель Брюс

Как Гринч вернул мне Рождество

Благодарность – замечательная вещь. С ее помощью то, что прекрасно в других людях, становится нашим.

ВОЛЬТЕР

Обычно мы с моим мужем все делаем вместе. Но только если это не касается Рождества. Дело в том, что мой муж Брайтон ненавидит разного рода праздничную суету, и в этом смысле очень напоминает мне Гринча[40]. Брайтон много лет работает в розничной торговле, и для него Рождество – это самое напряженное время в году. Нет, разумеется, он не крадет подарки у детей, но видели бы вы то скептическое выражение лица, с каким он взирает на переливающуюся гирляндами елку на центральной площади.

Возможно, эта маленькая особенность Брайтона не так бросалась бы в глаза, если бы я не была его полной противоположностью. Я обожаю Рождество и все, что с ним связано. В нашей семье было десять детей, и все мы с наступлением декабря только и делали, что мастерили венки и гирлянды, пекли печенье и упаковывали подарки, и кто‐нибудь обязательно распевал при этом Jingle Bells. Во всем этом мы достигли такого мастерства, что вполне могли бы состоять в свите Санты. Я и сегодня иногда чувствую себя немного эльфом: елка, колядки для соседей, выпечка праздничных угощений для офиса – назовите хоть одно рождественское мероприятие, куда я не заявилась бы в своем любимом рождественском свитере!

Праздновать Рождество с «Гринчем» непросто. С годами мы все же пришли к определенному компромиссу: муж не мешает мне украшать нашу крошечную квартирку по своему вкусу, а я в обмен на это держу при себе все рождественские плейлисты.

Так продолжалось довольно долгое время. Но однажды рождественский азарт меня покинул. Это был тяжелый год. Из‐за непрекращающегося стресса на работе я сильно уставала и часто плакала по вечерам. К 21 декабря в нашем доме все еще не было никакого праздничного декора, за исключением горстки открыток от семьи и друзей. Мы отменили все встречи.

Однажды вечером Брайтон позвонил мне на работу:

– Поедем гулять, – предложил он.

Сначала мы просто катались по городу, любуясь праздничной иллюминацией, а затем заглянули в волшебный сад отеля Bellagio[41]. В прошлые годы накануне Рождества я непременно приходила сюда. Теперь я с грустью смотрела на огромного белого медведя и утопающий в пуансеттии[42] альпийский домик и думала, что надо собраться с силами и по возвращении домой хотя бы достать рождественский венок.

Однако первое, что я увидела, когда переступила порог своей квартиры, была елка, весело сияющая разноцветными гирляндами. Все игрушки, которые я бережно собирала много лет, разместились на ее ветках. Книжные полки были украшены мишурой, на столе стояла тарелка с рождественским печеньем, а беспроводная колонка воспроизводила один из моих праздничных плейлистов.

Естественно, я расплакалась.

Брайтон сказал, что почувствовал неладное в тот момент, когда в начале декабря я не достала любимые рождественские украшения. Его тревога росла, и, в конце концов, он решил сделать все сам.

– Прости, что смеялся над тобой, мой маленький эльф, – сказал он и крепко меня обнял. – Как думаешь, мы можем теперь закрыть дверь?

Дверь была закрыта. Мы уселись за стол, грызли печенье и пили горячий шоколад. Рядом со мной был злодей Гринч – тот, кто вернул мне Рождество.

Дайана К. Петерсон

Детство. Попытка номер два

Мудрый любящий ценит не столько дар возлюбленного, сколько любовь дарящего.

ФОМА КЕМПИЙСКИЙ

В детстве у меня не было игрушек. Свою первую и последнюю куклу я получила в подарок на Рождество в 1974 году во Вьетнаме, где мы жили тогда с родителями. На фотографиях тех лет я – все еще счастливый четырехлетний ребенок. Кукла же была воплощением мечты: она умела говорить «мама» и закрывать глаза.

Я играла с ней несколько месяцев, пока однажды не услышала мамин крик:

– Бежим скорее!

Мама металась по комнате, в панике собирала вещи и документы. После многолетней войны к власти в Сайгоне пришли коммунисты, и это означало, что нам нужно немедленно покинуть страну.

– Можно я возьму с собой свою куклу? – спросила я.

Мама отрезала:

– Нет!

В тот день я осталась без куклы