– А имя, имя?! Густав Бартель – что это за птичка такая?

– Когда на тебя охотятся, словно на птицу… или же как на хищного зверя, лучше назваться выдуманным именем, нежели погибнуть от кинжала подосланного убийцы, либо сгнить живьем в темных сырых казематах, либо замерзнуть в далеких северных снегах.

– Так на вас охотились уже в те года?

– Да.

– И кто же именно, интересно узнать?

– Казаки не имеют врага более лютого, чем московский царь. Или же – тамошняя царица.

– Вы сказали, «московский»?..

– Современные французы называют этого монарха «российским императором», я же называю так, как привыкли называть все мы – казаки.

Маркиза окинула Григория удивленным взглядом и проворчала себе под нос:

– Хм-м-м… Прав Вольтер, называя вас странной нацией.

Григорий растерянно пожал плечами: дескать, чему же здесь удивляться?

– Ну хорошо, хорошо, предположим, вы сами не считаете это таким уж необыкновенным. В конце концов это ваше личное дело.

Григорию понравилось, что маркиза отвечает не только на его слова, но также на невысказанные вслух мысли: бесспорно, это добрый знак!

– Но из ваших объяснений, любезный граф, вытекает, что россиян с их императрицей вы ненавидите больше, чем меня! Это в самом деле так?

– Почему я должен ненавидеть вас, любезная госпожа маркиза, если пришел к вам за спасением?! – изумился гость.

– Ах, оставьте, пожалуйста! – она скривила лицо в пренебрежительной улыбке. – При том, что вы с женой до сих пор не предали друг друга, тяжело ожидать какого-то иного отношения к фаворитке его королевского величества Луи XV! Ведь эта проклятая Гризетка[48] только то и делает, что во всякое время развращает монарха, подкладывая под августейшую особу все новых и новых любовниц в прославленном на всю Францию домике «Олений парк»! Разве не об этом думают скучные сторонники морали, такие как вот вы с графиней ле Брюн де Дентевиль?

– Ни я, ни моя любимая жена ни в коем случае не осуждаем вашу светлость.

– В самом деле?

– В самом деле.

Их взгляды скрестились. Неизвестно, что увидела в глубине светло-карих глаз визитера маркиза, но после продолжительной паузы она сказала:

– Что ж, граф, предположим, я готова поверить вам. Предположим, вы в самом деле не осуждаете поведение королевской фаворитки…

– Пред-по-ло-жим?.. – по слогам выговорил Григорий. – Итак, ваша светлость одновременно допускает, что я все же могу быть лицедеем и нарочно вводить вас в заблуждение?

Произошла новая дуэль взглядов, после которой маркиза де Помпадур утомленно вздохнула:

– Хорошо, я почти полностью поверила в вашу искренность, шевалье Бартель… простите – любезный мой граф! Простите вновь, я еще не привыкла окончательно к вашему настоящему имени и титулу, что стало для меня странной новостью.

– Ничего-ничего, это ерунда, – поторопился успокоить ее Григорий. При этом подумал: «Если маркиза позволяет себе подобные шутки, это тоже хорошо: вероятно, мадам не гневается, более того – находится в немного игривом расположении духа».

– А теперь перейдем к делу.

– Был бы очень признателен за это, ваша светлость!

– Итак, что именно заставило вас наведаться в гости к маркизе де Помпадур? Какой выгоды для себя или своих близких вы ждете от всемогущей королевской фаворитки, позвольте узнать?

– Ва-а-аша светлость!..

– Ах, граф, оставьте, прошу! – Она широко махнула рукой, словно сеятель, рассыпающий зерно на пашню. – В конце концов я мечтала о подобной карьере еще с детства.

– Да, я хорошо помню пророчество той гадалки… м-м-м… Ну вот – позабыл совсем! Как ее звали, не подскажете?

– Мадам Фелиция.

– О-о-о, точно, точно – мадам Фелиция! Именно так.

Григорий предусмотрительно изобразил забывчивость, хотя ему было известно значительно больше: например – размер пенсиона, который маркиза регулярно платила прозорливой гадалке[49].

– Итак, любезный граф, став королевой Франции, пусть и некоронованной, я таки достигла того, к чему стремилась. С той же поры как получила нынешний статус, мы неоднократно встречались при дворе, тем не менее, вы никоим образом не намекнули на нашу самую первую встречу, произошедшую более двух десятилетий тому назад – хотя женщине страшно признавать подобные вещи…

Маркиза поджала хорошенькие губки и бросила беглый взгляд на огромное зеркало в вычурной раме, занимавшее значительную часть противоположной стены.

– Ваши бесспорные таланты поразили меня еще тогда, – кивнул Григорий, сделав вид, что неверно понял собеседницу. Маркиза едва заметно, но самодовольно улыбнулась и констатировала:

– Отсюда вполне логичный вывод: у вас появились сверхважные причины, чтобы именно сейчас, а не раньше или позже, извлечь из резного футлярчика на свет Божий и показать мне свой секрет – засушенную розу. Так скажите, в конце концов, что произошло? Каким образом вы хотите воспользоваться неосторожным обещанием, которое маленькая Жанна-Антуанетта Пуассон дала когда-то шведскому капитану Густаву Бартелю?

– Ваша светлость неверно поняли меня.

– То есть? – удивилась маркиза.

– Я не желаю ничего, только лишь торжества справедливости.

Маркиза молча ожидала продолжения, и Григорий заговорил далее:

– Защитив маленькую девочку от парижских грабителей, я поступил согласно законам рыцарской чести. Грешно требовать плату за подобные вещи, поскольку такое поведение с рыцарством абсолютно несовместимо.

– Как тогда понять ваш нынешний поступок? Ведь выстроенная вами интрига с засушенной розой…

– Я просто рассчитываю на внимание к моему делу и беспристрастность со стороны вашей светлости, не более.

– Вот и все?

– Вот и все.

– Неужели?