стальной болт, ударив в спину Ильдэирина, вонзился в самую глубину бесстрашного эльфийского сердца.

Гларистар обернулся на шум, в прыжке одновременно выхватывая стрелу из колчана.

Он успел ещё увидеть, как падает на колени сражённый предводитель западных эльфов, как утреннее солнце сверкает бликами в серебряных волосах Ильдэирина.

Он успел ещё выстрелить и увидеть, как расширились от ужаса глаза пузатого Шангалеро, и как он захрапел, когда стрела Гларистара пронзила его горло.

А потом эльф увидел мрачное лицо Галедана, и стальной болт, вспышкой блеснувший в золотых солнечных лучах, вонзился в грудь, вгрызаясь меж хрупких рёбер.

И тогда Гларистар упал на спину, и не видел больше ничего. Кроме неба. Такого ясного, ласкового, бездонного неба.

Откуда-то издалека долетали приглушенные крики, а потом разговоры, но эльф не слушал эти голоса…

– Что же делать, Галедан? Наместник Шангалеро мёртв!

– Забудьте о наместнике! Нас ждёт господин Остренго. Поторопитесь! Скоро солнце поднимется над вершинами гор. Проверьте эльфов! Если живы – добейте!

– Как проверить?

– Разве не ясно, идиот? Если бледнеют и тают, значит, готовы. Если нет – значит, нож в сердце, и все дела!

– Может, караризские колышки всадим, чтобы не видали своего Моря? – предложил кто-то.

– Нет, этих надо убить быстро! – отрезал Галедан. – Если вдруг кто-то из них очухается, может своих предупредить, а нам это не на руку. Пусть лучше встречают нас как друзей-освободителей, так ближе подпустят и защищаться не сразу начнут. Торопитесь!

***

Голоса доносились будто из тумана, из-за мутной пелены других звуков, более звонких и нежных – шума ветра, шелеста листвы и Зова Моря.

И небо над головой успокаивало и манило. Оно было таким любящим и добрым, согретым восходящим солнцем. И белые облачка текли по нему, меняя то и дело свои формы, как белые барашки пены на морской волне.

Гларистар зацепился за эту мысль…

«Откуда мне знать, как они выглядят – барашки и волны?»

Но небо, в самом деле, было так похоже на море – такое же текучее, голубое, бесконечное. Гларистар даже слышал, как оно плещет, рокочет, шумит…

Потом на фоне этой всеобъемлющей синевы появился тёмный силуэт Галедана. Обеими руками он сжимал рукоять меча. Он поднял к небу сверкнувшее ядовитым холодом лезвие клинка и обрушил его вниз.

И тогда небо исчезло, такое прекрасное и яркое, как чистые глаза эльфа. И на смену ему пришла боль – короткая, но сильная, острая. Она кольнула прямо в сердце и исчезла.

И явилось Море. Оно принесло с собой свободу, лёгкость и прохладу.

И волны, разбившись о ноги, обдали водопадом стеклянных брызг. И чайки закричали где-то в вышине приветственно: «Кларизанно!»

Оно лежало впереди, овеянное туманом, бесконечно прекрасное и такое манящее.

И, обернувшись, Гларистар увидел рядом спокойные лица друзей: среброволосого Ильдэирина, и Данлия, и Нидиона, и Фангира, и других. Они улыбнулись друг другу.

И Ильдэирин просто сказал:

– Пора!

И голос его больше не хрипел, но звучал дивно и многозвучно, как плеск серебряных волн у их ног.

***

А далеко от побережья, в Северном лесу, вернувшись с Тенистых Троп, внезапно вырвались из пустоты две блистающие эльфийские лошадки.

Экталана придержала жемчужную Гили, сиявшую в лучах разгоравшегося рассвета. Она в тревоге смотрела на освещённый алым заревом восхода Курган.

– Мы опоздали! – горько проронила княжна.

И Киралейн, проследив за её взглядом, вздохнул тяжело, заметив у подножья холма два бездыханных тела…

То были Соколица Запада и Орлёнок из Даргкара.

Нэа эсто рига виа!

Есть страдание в синих глазах –

Нет упрёка.

И стирается сила Зла

Пред силой кроткой.

М. Князева

– Он не дышит! – обречённо промолвила Экталана, падая на колени в окровавленную грязь рядом с телом Литея.

Киралейн опустился рядом с ней, покачал головой. Горечь и боль потери сдавили горло так, что слова вымолвить было нельзя.

Экталана заплакала, беззвучно, отчаянно, безысходно. Король протянул руку к юному Даргену, помедлил, словно она была так тяжела, что требовалось приложить немало усилий для этого жеста. Ладонь его скользнула по бледному лицу Литея и навеки закрыла сапфирно-синие глаза юноши.

С тяжёлого свинцового неба сыпал ледяной дождь, смешанный с мокрым снегом, серый, мелкий, косой, пронизывающий насквозь, бесконечный. Он начался с самого рассвета, и лил, лил, беззвучно падая на землю, на одежду, на бледное лицо Экталаны, размывая бурые пятна крови, стекая алыми струйками с изувеченного тела юного принца.

– О, Литей, Литей! Мой славный… Так не должно быть! Не должно! – всхлипывала эльфийка, а король молчал, и лишь глаза его стали влажными от переполнившей их горькой муки.

Экталана обернулась к телу эльфийки, лежащему рядом, подползла, не вставая с колен, сжала бледную, закованную в цепи руку. Из груди Сальяды торчали два арбалетных болта, и глубокие раны от лезвий мечей расчертили тело кровавыми линиями.

– Лигерэль! Лигерэль, не оставляй нас! – взмолилась княжна.

И тихий стон сорвался с губ Соколицы.

– Киралейн, помоги мне! Нужно снять с неё цепи и излечить, – призвала короля Экталана.

Эльф оставил бездыханное тело Даргена, ведь он уже ни чем не мог помочь названому брату. Бросившись к Сальяде, Киралейн попытался освободить её от караризских оков. Браслеты не спешили поддаться, но, стиснув зубы, король продолжил своё дело, а Экталана, уже не пытаясь сдерживать слёз, нежно гладила волосы Соколицы.

Один из браслетов, наконец, слетел с её руки.

Эльфийка вздохнула, судорожно глотая воздух, и открыла зелёные, как лесные заросли, глаза.

Она застонала, потом, кажется, поняла, кто перед ней, и прошептала, с трудом разлепив губы:

– Госпожа Экталана… Мой король… Слава Творцу, что вы здесь, что вас я увижу в последний миг здешней жизни!

– Сейчас мы поможем тебе, – пообещал Киралейн.

– Потерпи, Лигерэль! Освободим тебя и излечим, – утешала её Экталана.

Она сияла серебром, как слезы на её бледных щеках.

– Нет, – просто ответила Сальяда. И добавила тихо: – Зачем? Ведь его уже нет!

Соколица потянулась было к королю, но бессильно упала обратно наземь.

– Это Остренго! Ты слышишь меня, король? Он ведёт войска. Они наступают на Элтлантис. Спасай своего отца, княжна, а меня оставь!

– Потерпи! – взмолилась Экталана.

– Где Литей, где мой Литей? – встрепенулась Лигерэль, повернула набок голову и узрела рядом мёртвого принца.

Из груди её вырвался пронзительный стон, как крик раненого сокола в поднебесье. Сальяда попыталась дотянуться до него уже освобождённой рукой, но