Если я хотел для Другого — значит, я и должен платитьцеликом, ибо это я хотел и мне было нужно. И стыдно должно быть требовать отДругого, чтобы он оплачивал, ибо делалось это якобы для него.

Пусть будет лучше Другому от дел моих, ибо я и хотел этого,а потому и плачу, ожидая ссуд и пожертвований. А то, что ему хочется, то сам они сделает, и сам рассчитается за дело свое, когда будут условия.

Подарок ожиданием своим благодарности превращаем мы вкуплю-продажу и ждем еще благодарности! Но что это за подарок, если ждем мывознаграждения? Сами Себя мы обманываем, отступники!

Все, что мы делаем, мы делаем сами и для самих себя. Нознаем ли мы точно, чего хотим? Не обманываемся ли мы иллюзией? Не затемняют личувства наши безмерные взор наш?

Да, можем мы чувствовать обиду, да, можем мы питатьсяместью, да, можем мы взывать к справедливости, которая на деле — лишь желаниенаше бессмысленное признания другим правоты нашей. Да, мы можем!

Но что по итогу и выход каков? Боль, страдание и отчуждение— таким будет результат, нам предназначенный нами самими. Так неужели же этогомы хотим на самом деле, неужели же к этому влечет нас сердце наше?!

И говорит мать: «Хочу я, чтобы любили меня дети мои!»Говорит так, и бьет их палкою, приговаривая: «Люби! Люби!»

И говорит отец: «Хочу я, чтобы уважали меня дети мои за то,что делаю я для них!» Говорит и делает то, что сам хочет, не спросив у детейсвоих их желания.

Кто ж уважать будет за насилие, кто ж любить будет за побои?Странное дело делаете вы, отступники! Знайте же, с чем пришли вы — то иполучите. Как же требовать можно любви и уважения?

Да и разве возможны они — любовь и уважение — попринуждению? Разве будут они нам приятны? И разве будут они любовью иуважением, если не сами произросли, но вытребованы под угрозами и нажимом?Дурной же вкус у вас на «высшие ценности», коли так!

Прежде чем желать, нужно видеть желаемое, но ведь не такпоступаем мы! Слепы мы к целям, а видим лишь то, чего недостает нам, но ведьэто не цель, а дырка в отчете финансовом!

Прошлое путаем мы с будущим, ибо нет у нас настоящего, ибоне чувствуем мы самих Себя. Потому не о желании следует думать нам, но овлечении, о влечении, которое всегда имеет перед собой цель.

Каждый сам решает, нужны ли цели ему влечений его. Ипринимая такое решение, думать следует о трех вещах:

— Другой — Другой, и, к счастью, нет у нас властисделать его исполнительным роботом, удовлетворяющим желания наши; — завсякие ошибки свои, за бесконечные притязания наши, собственной слабостьюобоснованные, мы заплатим сами, из своего кармана, своей жизнью, которая, и этоесть третье напоминание, у нас одна.

Я не люблю назиданий, равно как споры, и бессильные протестыя не люблю. Не люблю я оправданий и те бесконечные счета, что выставляют людидруг другу. Не к этому влеком я сердцем своим!

Не этой трухой следует мостить нам дорогу жизни! «Вверьсязаконам Жизни!» — так говорит мне влеченье сердца моего. Ибо законы эти мудры,и мудры оттого, что преступить их нельзя!

Мудрость Жизни не в ее мудрости, а в ее абсолютности, в том,что нельзя Ее обмануть. Здесь не изловчишься, не передернешь, а если иухитришься, то сам себя и накажешь, себя только и перевернешь ты, хитрец, с ногна голову!

Нет у нас другой жизни, кроме той, что есть в миг этот. Такстоит ли поливать ее грязью, обвинять в несправедливости и желать другой, нонесуществующей? Стоит ли ожидать того, чего нет совсем, если даже то, что есть,не принято нами, а лишь отдано на поругание?!

Не отступать от самого Себя и Другого, не отступать от Жизнии Мира — вот что говорит Заратустра мне своей радостью, своей легкостью инепринужденностью. И отвечаю я ему тем же.

Я счастлив сейчас, чего же желать мне еще? Во что верить,что пытаться узнать? Кто сказал, что Бог одинок, — тот не знал Бога, апотому о себе, но не о Боге говорил он.

Множество божеств танцует ветрами шумящими: Другой и я,ощущающий себя Самого, мы Двое, Танец и Свет, Мир и Жизнь!

Я задумался, Зар подошел и дунул мне в нос, мы рассмеялись…

Вернулся Свет в обитель мою не отражением, но источником.Некогда Он ушел от меня и затерялся. Он скитался и мыкался, кричал во тьме,одиноко было моему Свету и пусто.

Но пришел Заратустра, и некуда мне больше спешить и нечегождать, не о чем мечтать мне и нечего бояться. Нет времени, нет пространства,нет качеств и оценки их. Мир Двух созидается Сам!

Тишина кругом, тишина. Всякая речь напрасна, всякая речьпуста, и только касание говорит, только ему неведома ложь. Я прикасаюсь кЖизни, в соприкосновении с Ней я чувствую Мир.

Касайся меня, Жизнь, касайся! В соприкосновении нашем —созидаешься Ты, в соприкосновении с Тобою я оживаю. Я позволил другому Другимбыть, так освободился я для Тебя, о Жизнь!

Забираешь — бери, даешь — давай! Тебе отдаю я все, о Жизнь,на вольные пастбища отпускаю я волю свою, нет мне нужды в ней! Большего невозьму, малого не отдам, когда же придет срок — с ним и уйду.

Нет в нас ничего самоценного, кроме точки отсчета, чтоценна, ибо она открыта контакту. Только точка отсчета, остальное же — пустота иигра пустот. Что ж может смерть забрать у меня?

Вижу я Других. В мире Других я живу, я живу в Мире. И остановилсяя, ибо движения нет. В остановившихся я узнаю эгоистов, с ними переглядываюсь яглазами. Они улыбаются мне, я улыбаюсь в ответ.

Конец суеты, я остановился!

Мифы прошлого, мифы будущего не пугают больше меня, ибодоволен я настоящим. Нет ни прошлого, нет ни будущего, есть лишь взгляднастоящего. Что ж думать мне о несуществующем?

Нет, взгляд мой вернулся в себя и освободил сердце мое оттревог.

Заратустра достал с полки книгу, обтер пыль, звонко чихнул ирассмеялся:

— Чихал я на мудрость, которая говорит!

Я сидел за столом и как раз делая очередную запись вдневник. Но в какой-то момент я вдруг почувствовал странное колебание во всемтеле, веки мои задрожали, и я услышал странный, призывный шум.

Картинка перед моими глазами стала мерцать и трескаться. Всепроисходило так, словно бы шар или купол, в котором я находился, сталразрываться снаружи, с невидимой для меня стороны.

Я попытался встать, но ноги меня не слушались, потоммгновенно натянулись, как два металлических троса, и задрожали. Нестерпимаяболь пронзила меня насквозь. Я стал задыхаться.

Остальное помню смутно. Говорят, я кричал, но даже если итак, то я не слышал своего голоса. Постепенно память возвращается ко мне… Чтоэто было?