– Сейчас, дай сейчас, – захныкал Гура, походя на раскисшую от жары старую псину с высунутым языком, – Жжет, там все жжет! А-а-а! Я все расскажу. Все расскажу, что захочешь расскажу.

– Сначала ответы, потом противоядие.

– Да, да, как скажешь, – сморщив лицо в плаксивой гримасе, согласился Гура, – Только побыстрее.

– Кто дал тебе яд Бопту?

На первый взгляд, глаза Гуры замерли, но это было не так. Его зрачки, и без того увеличенные, расширились еще больше, и заметались, как маленькие черные шарики, запертые в клетке. Губы мелко задрожали.

– Быстро говори, – рявкнул Оболонский, нависая сверху, – А то я убью тебя вернее, чем тот, кого ты так боишься.

– Гхе… Гедеон, – выдавил Гура.

– Кто?

– Гедеон, – чуть более уверенно повторил Гура, – то есть Джованни.

– Горбун? – уточнил Константин.

– Горбун, – обреченно подтвердил пленник.

– А взамен что?

– Взамен?

– За яд, – пояснил Оболонский, – Что ты обещал ему взамен сделать?

Гура заколебался. Правда могла убить его быстрее, чем древний яд.

– Мартин, я жду…

Гура скривился, яростно повращал глазами, оглядывая собирающихся вокруг людей, попытался приподняться…

– Только тебе скажу, – шепотом ответил он.

Оболонский немного нагнулся, Гура жарко зашептал ему на ухо:

– Мне велено было ведьмаков убрать. Но тебя я не трогал. Я вообще не знаю, как ты за барьером оказался.

– Чем же ведьмаки горбуну мешали?

– А то он мне скажет! Суют нос не в свое дело, так он сказал.

– Как же ты с оборотнем справлялся? Вы ж с ним на пару к ведьмакам на хутор приходили?

Гура опять скривился, похлопал ресницами:

– Все знаешь, да? А никак я не справлялся. Он сам по себе, а я сам по себе. Горбун обещал после научить, – и осторожно добавил, стрельнув глазами в сторону, – Коли с ведьмаками справлюсь.

– Обещал научить оборотней на цепь садить?

– Скажешь, ты умеешь? И тебе это не интересно? – шептал Гура, но язык его вдруг начал заплетаться, речь замедляться, – Я за всю свою жизнь только раз цепного оборотня и видел. Но тебе скажу, это совсем не то, что обычный оборотень. Этот идиот необузданный, а цепной другой. Цепной разумом хозяина направляется, а хозяин глазами цепного смотрит, его ушами слышит, даже когда тот человеком станет. Это, я тебе скажу, высшая форма контроля. И главное – долговременная.

Оболонский брезгливо покачал головой.

– Это тебе горбун рассказал?

– А он много всякого знает. И меня научить обещал.

– А ты не думаешь, что за твою болтливость он с тебя шкуру спустит?

Однако Гура воспринял угрозу на удивление спокойно.

– Ну и хрен с ним, – заявил он заплетающимся языком.

– Эта мразь, что ли, Германа убила? – беспардонно расталкивая столпившихся кругом людей, к Гуре пробился Порозов, – Давай, гаденыш, убеди меня, что я не должен тебя убить.

– Герман? Какой Герман? Никакого Германа, – приоткрывая осоловевшие глаза, Гура попытался приподняться, обнаружил, что его держит Оболонский, и упал обратно.

– Быстро же наш Хозяин сдался, – для острастки пнув лежащего ногой в бок, Порозов с презрением сплюнул.

– Хозяин не он, так ведь, Константин Фердинандович? – тихо спросил неведомо когда подошедший Лукич.

Оболонский пожал плечами.

– Я и раньше не был в том уверен. Не вязалась как-то роль Хозяина ни с характером, ни со способностями Гуры.

– Со способностями? – переспросил лекарь.

– Мартин, как и я, мастер Воздуха, в ранге магистра Ветра. Маг редко способен работать с двумя и более стихиями, а если и способен, то с теми, которые дополняют друг друга, а не противостоят. Воздушный маг способен справиться с магией Огня, изредка – Земли, но не Воды. А наш Хозяин не просто сведущ в магии Воды, он владеет ею виртуозно. Такого искусного управления Водой я еще не встречал.

Константин умолчал о другом. О том, что магов все-таки два, он знал, но до того момента, как попасть в мастерскую Мартина, он никак не мог понять, кто кем верховодит. Прав был Порозов, сказавший однажды, что два мага не могут равноценно поделить одно болото. Кто-то должен был подчиняться другому, и Оболонский считал, что в тандеме «Гура – Хозяин» более податливым, более слабым как личность, но более сильным как маг, был не Гура, а именно Хозяин, маг, управляющий водниками. Почему? Хозяин только единожды проявил себя с позиций силы – утопив Мазюту с помощью вирника, а запугивание водников только водников и беспокоило. И утверждать, что оборотни принадлежат ему, не было оснований – обычно магу очень трудно удерживать под контролем такие разнородные силы, а тем более разнородных бестий, как водники и оборотни. Либо Хозяин невероятно силен, либо мага все же два. Это Оболонскому стало понятно давно, но никак не то, какие отношения связывают Гуру и Хозяина. Зная о способностях Мартина, он все же поставил на то, что у тауматурга где-то в помощниках ходит «дичок», стихийный водный колдун, не в полной мере осознающий свои способности, полностью подчиненный более изворотливому магу и действующий по его указке. Как же жестоко он ошибался! Появление Джованни в его расчетах полностью все меняло.

Гура под его коленом как-то сипло хрюкнул, рывками вдохнул воздух, медленно выдохнул и затих.

– Он мертв? – словно не веря своим глазам, Лукич обернулся к Константину, – Вы вправду его отравили?

– Гаврила Лукич, – укоризненно покачал головой Оболонский, демонстрируя прокушенную Гурой ладонь, – Я же не самоубийца. Это было всего лишь успокоительное. Мощное и эффективное, в довольно большой дозе, но просто успокоительное. Несколько часов проспит – и это самое приятное, что его ожидает.

– Он же кричал, что кишки жжет.

– Перец, – пожал плечами маг, – Молотый жгучий перец. Остальное за меня сделала паника. Надо перенести Гуру в дом, полностью переодеть и запереть где-нибудь под присмотром. Сейчас он никому не опасен.

– А зачем его переодевать? – заворожено глядя в рот Оболонскому, спросил давешний бледный паренек, пришедший в себя, но не совсем отошедший от потрясения. Как и большинство спасенных, он бестолково топтался у тела Гуры, ожидая приказов, которые пока некому было давать – Менькович, предводитель, явно оказался не у дел.

– В одежду могут быть вшиты особые магические предметы. Не стоит давать магу повод воспользоваться ими.

Юноша испуганно закивал головой.

– Я признателен Вам, Оболонский. Не ожидал, что Вы пожелаете спасти нас, – пророкотал сзади голос Меньковича, наконец пришедшего в себя настолько, чтобы показаться хозяином положения.