— Ты спас мне жизнь, Роуэн. Но как ты догадался, что это мистер Джеймс? Я никогда не думала, что мистер Джеймс способен причинить кому-либо зло. А ты каким- то образом вычислил его. Когда он пришел, и я услышала колокольчик, возвестивший, что ты уезжаешь, у меня возникло ужасное предчувствие. А потом, когда он заговорил о деньгах и об отъезде из Лондона… я испугалась, что меня найдут мертвой.

— По дороге к Блэкуэллам я хотел принять порошок от головной боли, но случайно обнаружил, что это яд. Я поехал к Радерфорду, и Майкл навел меня на мысль, что отравителем может быть кто-то из слуг. И когда я отказался верить, что это может быть кто-то из своих, ведь все они для меня как члены семьи, мне пришло в голову, что не все относятся к слугам так, как я. Последнее время мои коллеги на все голоса убеждали меня, что я слишком сентиментальный и снисходительный… потому что далеко не все такие. Тогда я подумал о Фицрое и решил, что не помешало бы задать ему те же вопросы, что задавал мне Майкл. Тут все стало складываться, а когда Фицрой сообщил, что Джеймс поехал ко мне и что наверняка уже у меня и мы сами можем обо всем расспросить его, я все понял. Я помчался домой, а Майкл — в полицию за помощью. Что касается колокольчика, то дернуть за шнур может любой. Чтобы попытаться отвлечь Питера от его игры, я попросил Картера позвонить, подавая сигнал, что я уехал. Затем я поднялся, чтобы постараться его задержать и дать время полиции приехать и арестовать его.

— И это сработало. Я не поверила, когда услышала твой голос, Роуэн.

Он дотянулся до прикроватного столика и, налив теплого сидра из графина, присланного наверх миссис Эванс, предложил напиток Гейл.

— Я собирался попробовать подкупить его, но тут все пошло не по плану.

Гейл вооружилась проволокой, чтобы извлечь особо упрямый кусок стекла из его кожи на макушке.

— А что насчет «Пресыщенных»? Какое отношение имеют к этому они?

— Это долгая история, мисс Реншоу.

— Как раз сейчас, Роуэн, я очень хочу послушать длинную историю.

Сначала ей показалось, что он не станет рассказывать, как не рассказывал о Шарлотте. Но Роуэн сделал глубокий вдох и, скрестив руки на груди, заговорил:

— Когда я находился в Индии, мое сумбурное представление о тропических лихорадках привело меня в Бенгалию, а когда там начались беспорядки, я, к своему прискорбию, ни о чем не ведая, строчил в тетрадках записи и шатался по окрестностям с ловушками для насекомых и медицинским чемоданчиком. Но мои провожатые были счастливы доставить англичанина какому-то безумному радже, который их коллекционировал. Не знаю, Гейл, по какой причине, но большую часть времени в Индии я провел в темноте застенков, горько сожалея, что покинул Лондон. Вот она, далекая от героизма правда!

Это признание поразило Гейл.

— Другие узники, с которыми я познакомился в заточении, стали моими лучшими друзьями, и, если бы не они, я бы здесь сейчас не стоял. Когда наша тюрьма внезапно подверглась какому-то нападению, у нас не было ни малейшей надежды на побег. В возникшей неразберихе ворота каземата распахнулись, и мы вышли на свободу. Из восьми остались в живых только шестеро.

— «Пресыщенные», — прошептала Гейл. От его рассказа у нее голова шла кругом. — Как, пережив такое, вы могли испугаться какого-то убийцы? Почему вас преследуют?

— Неподалеку оттого места, где мы находились, была сокровищница, и мы… перед уходом набили свои карманы чем могли. Поначалу мы думали, что нам нужны деньги, чтобы выбраться из страны, что придется откупаться. И после года заключения мы не видели ничего предосудительного в том, чтобы хозяин возместил нам ущерб и потерянное время. Естественно, что все это мы сохранили в секрете. И я рассказываю это, Гейл, только потому, что доверяю тебе свою жизнь.

— Благодарю, — с удивлением отозвалась она и, отложив инструменты, приложила к его голове салфетку, чтобы утихомирить боль от порезов, затем убрала все и присела на край кровати. — Я никому не выдам твоей тайны.

— Самым неприятным стало то, что вместе с драгоценностями мы прихватили нечто такое, что нажило нам ужасного врага.

— И что это?

— Мы не знаем. Если бы знали, то, поверь, с радостью вернули бы хозяину, ведь на кону наши жизни и жизни тех, кого мы любим.

Гейл с грустной улыбкой покачала головой:

— Как это сказочно… Я пытаюсь представить тебя пиратом с зарытым в саду сундуком, полным бриллиантов. Это так глупо…

— Не совсем. Я получил свою долю в изумрудах и уже говорил тебе, где их прячу.

— Что? Никогда не говорил! — Несколько уязвленная, она подбоченилась. — Я бы это запомнила, Роуэн!

— Я говорил, что мое сокровище спрятано в книгах в моем кабинете. Буквально. Изумруды зашиты в корешки моих справочников и любимых романов. В прошлом году, когда в дом влезли воры, в поисках сокровищ перевернули все вверх дном и поломали мебель, им не пришло в голову потрошить пыльные медицинские фолианты или семейную Библию.

— Выходит, ты первый из Уэстов, кому удалось нажить в путешествиях состояние.

— Не уверен, что мой отец был бы рад такому достижению. Случайно приобретенное богатство не равноценно заработанному, Гейл. «Пресыщенным» хватило ума понять это и не привлекать к себе нежелательного внимания. По крайней мере, до недавних пор…

— Боже! Твоя жизнь полна приключений?

— Не всегда добровольных, — уточнил он. — Теперь ты понимаешь, почему тебе лучше уехать.

— Но я не хочу уезжать.

— Ты уже упаковала вещи. Женщины, желающие остаться, обычно не укладывают чемоданы.

— Я не знала… что мне делать. Ты уехал, и после того, как тетя Джейн отправилась домой… я… я не хочу уезжать.

— Я не хочу, чтобы ты оставалась.

— Это не так.

— Не собираюсь спорить на эту тему, — твердо, с гранитной непоколебимостью в глазах, заявил он.

— Роуэн, между нами было много недоразумений, но все они счастливо разрешились. Ты должен поверить, что я страшно сожалею…

Он резко встал.

— Не нужно. Не извиняйся. Ты такая, какая есть, и если мы сталкиваемся, то только потому, что ходим по лезвию бритвы и не смотрим вниз.

— Я хочу остаться с тобой, Роуэн.

Она тоже встала, упрямо повторяя каждое его движение.

— Твое выдуманное путешествие на континент закончилось, Гейл. При всех твоих разговорах о независимости и равнодушии к чужому мнению ты, безусловно, зашла слишком далеко с этой ложью о своем местонахождении. — Он облокотился о столбик кровати. — Может, настала пора прекратить лгать и вернуться домой в Стэндиш-Кроссинг?

Гейл от досады топнула ногой.

— Я допустила ошибку, когда лгала тете Джейн! Но я никуда не поеду. Я сделала свой выбор, Роуэн. Это ты.

— А как же Шарлотта? Ты решила простить меня, Гейл? Забыть прошлое?