Поначалу он подумал, что это сделала Гейл. Но какие у нее могли быть счеты с Эшем? Роуэн не видел связи. Тогда кто? Фицрой никак не мог. Прямой и цельный, как епископ, он ни за что не стал бы столь очевидным образом рисковать репутацией.

Стукнув кулаком по стенке кареты, Роуэн крикнул Тео:

— Планы изменились! Едем к Радерфорду!

Мир, казалось, застыл в неподвижности времени, и минуты растянулись в вечность. Способна ли Гейл на нечто подобное? Она знала о его головных болях и имела доступ к фармакологическим препаратам. Цианида в доме не было, но Роуэн посылал ее к аптекарю и…

«Нет, дальше я по этой дорожке не пойду. Гейл — не убийца».

Роуэн изучал взглядом маленький белый конвертик. Смерть в столь безобидной и привлекательной упаковке заставила задуматься, как близко он подошел к своему концу.

«Колдобина. Все сводилось к одной-единственной колдобине».

Роуэн не понаслышке был знаком со смертью. После Индии он понял, как хрупко его существование и что все может измениться в один миг. Но это было другое.

Здесь не чувствовалась рука судьбы или Господа, толкавшая человека из одной стороны в другую. Это был злой умысел человека, задумавшего погубить другого. Преступный акт, заглушавший всякие философские мысли о естественном порядке или эфемерной потере.

К моменту прибытия на съемную квартиру Майкла Роуэн превратился в человека без чувств. Он потерял Гейл, практически лишился репутации и чуть не расстался с жизнью.

«Мне больше нечего терять».

Квартира Майкла была обставлена весьма оригинальным образом. В ней не было ни одной изысканной линии и ни одного бьющегося предмета. Майкл купил большие кресла и грубые столы и даже заставил хозяина привезти две большие кровати, чтобы, сдвинув их вместе, он мог спать поперек. И не столько потому, что Майкл был таким уж исполином. Его друзья знали, что при росте более двух метров он не любил, чтобы на него взирали как на великана. Просто обстановка его дома подходила ему и позволяла расслабиться.

Встретив Роуэна на пороге своего дома, Радерфорд не смог скрыть удивления.

— Что-то случилось?

— Я обнаружил яд в своих порошках от головной боли. — Роуэн протянул ему упаковку. — Я ехал проведать Кэролайн. Это цианид в чистом виде.

Майкл взял порошок и положил его на стол.

— А разве ты держишь свои лекарства не у себя в кабинете?

— У себя в кабинете или в саквояже.

— Тогда, как понимаешь, я должен спросить, не усматриваешь ли ты связи с мисс Реншоу.

— Нет.

— Роуэн. — Майкл жестом предложил приятелю сесть, и друзья расположились для разговора. — Она появилась довольно внезапно, не так ли? И хотя я пользуюсь всего лишь обрывками сведений из ненадежного источника по имени Блэкуэлл, насколько я понимаю, ты не приглашал ее и не все у вас ладилось.

— Гейл не стала бы меня травить.

— Почему?

Роуэн сделал глубокий вдох и очень медленно выдохнул. Радерфорд был проницательным человеком и хорошим другом, и Роуэн знал, что все сказанное останется в строжайшем секрете.

— Мисс Реншоу не стала бы меня травить по той причине, что я нужен ей, она хочет, чтобы я научил ее всему тому, что умею сам, и помог бы стать врачом. Она — моя ученица, и я еще не до конца выполнил свое назначение.

— Твоя ученица, — тихо отозвался Майкл.

— Теперь с этим покончено. Но я взял порошки до вчерашней размолвки. Вот так-то. Она меня не травила. Хотя, возможно, что не отказалась бы после всего, что случилось, но…

Он сделал удручающее открытие. Не будет в будущем ее радостного признания в любви. Гейл не поддастся сентиментальной глупости и не пожертвует своей свободой. Он покачал головой:

— Она не стала бы убивать своего единственного потенциального работодателя, способного проложить ей путь к достижению цели.

— Ты влюбился. Эш прав?

— Прав. Я люблю ее, Майкл, но сейчас это не имеет значения. Все очень сложно. Я сказал ей о своих чувствах, так что со спокойной совестью могу забыть обо всем.

Он попытался покончить с этой темой.

«Теперь это не имеет значения. Гейл слышала худшее, и пути назад нет. Мне следовало самому подумать об этом. Зачем тратить время на разглагольствования о том, как сильно я люблю ее и как хочу защитить? В силу своей противоречивости она могла бы остаться, чтобы помучить меня. Но миссис Гамильтон — за что я должен быть благодарен — сумела перерезать пуповину».

— Самое главное, что к завтрашнему утру ее здесь уже, скорее всего, не будет. А поскольку из числа подозреваемых мы ее исключили…

— Наш злодей совсем рядом, — заметил Майкл, в раздумье поднимая сложенный пакетик. — Он должен обладать точными сведениями о тебе, должен знать, что ты страдаешь от головных болей и принимаешь от них лекарства. Твой аптекарь?

— Слишком очевидно. С профессиональной репутацией Фицроя при одном намеке было бы покончено.

— Кто-то из домашней челяди? — спросил Радерфорд.

Роуэн замолчал.

— Они как семья, Майкл. Я не голубых кровей, чтобы отталкивать от себя людей только потому, что они у меня работают. Если бы кто-то из них жаловался, думаю, я был бы в курсе.

— Ты уверен?

— Абсолютно. Нас не так много, Майкл. Мы живем под одной крышей, и большинство знают меня с детства. Я бы жизнь отдал за…

Что-то всколыхнулось в нем, и Роуэн утратил нить мысли.

— Роуэн?

Майкл участливо наклонился вперед.

— Кажется, я знаю, куда нам нужно отправиться, и если я прав… — Роуэн вскочил, — мы поймаем нашего отравителя и приблизимся на шаг к разгадке.

Это была самая долгая ночь в ее жизни. Сейчас ждать его возвращения было гораздо труднее, чем тогда, в первый вечер, когда она только явилась к нему в дом. После ухода тети Гейл поднялась к себе и предалась слезам.

Он покончил с ее учебой, хоть и не выкинул вон. Обещал найти другое место, но ее гордость боролась с сердцем. Гейл паковала сумку, снова и снова перекладывая вещи, пока не потеряла счет своим усилиям. Потом попыталась уснуть, и когда, наконец, ей это удалось, проспала всего несколько часов, проснувшись по привычке в обычное время, в какое просыпалась, чтобы приступить к своим рутинным обязанностям.

После завтрака Гейл караулила Роуэна на первом этаже. Но спустя короткое время выдержка ей изменила, и она вернулась наверх, в лабораторию, бродить среди рабочих столов, протирая поверхности и бесцельно разглядывая стеклянные пузырьки и мензурки на полках.

Уйти, не поговорив с Роуэном в последний раз, она не могла.

Потом она коротала время, копируя его записи, не переставая удивляться дотошной заботе и доброму сердцу своего любимого учителя. Каждая строчка служила отражением его характера. Какой же глупой она была, что не видела этого раньше!