Эрнест не подозревал о романтической интрижке и испытывал в отношении Дафф некоторые собственнические чувства. Той весной в Париже она была феноменом, и Эрнест познакомился с ней раньше других. В Памплоне, когда роман обнаружился и напряженность между Пэтом, Дафф и Гарольдом открылась всем, Эрнест стал кипятиться. Он терпеть не мог узнавать о чем-то последним. Хотя он сам и не собирался спать с Дафф, это не значило, по его логике, что она должна была стать легкой добычей для Гарольда. Вскоре после прибытия в Памплону Билл Смит отвел Гарольда в сторону и сообщил, что Эрнест узнал о романтическом бегстве Гарольда и Дафф (Эрнест что-то заподозрил, когда Гарольд не поехал на рыбалку) и был недоволен. «Ты хочешь сказать, что он влюбился в Дафф?» – спросил Гарольд. «Я этого не говорил», – ответил Билл и многозначительно замолчал.

Дон Стюарт позднее признался, что винил во всем пуританский характер Эрнеста. Он сам был таким же наивным, потом говорил Стюарт, и отказывался думать, будто между Эрнестом и Хэдли что-то не так, «и я в своем простодушии спрашивал себя, зачем Эрнест и Хэдли притащили этих незнакомцев». Он верил, Эрнест чувствовал, что Гарольд каким-то образом предал его. Казалось, теперь все было не так, все изменилось по сравнению с идеальным путешествием в Памплону годом раньше. Предыдущая поездка была как «встреча однокашников», рассказывал Стюарт первому биографу Хемингуэя. В 1925 году «райский сад уж был не тот». Эрнест, по-видимому, тоже ощущал разочарование, если судить по роману, на который его вдохновила поездка, «И восходит солнце». К ним проскользнула змея – змея, в которой Эрнест распознал Гарольда Леба.

В первый день, после бега с быками, Билл, Гарольд и Эрнест зашли на арену, где проходили любительские бои перед главным боем. Гарольд как-то ухватился за рога быка и повис на них, пока бык таскал его по всей арене. Эрнест почувствовал, что его затмили – это был нехороший знак. Нельзя сказать, что они плохо проводили время: они веселились на улицах, лили вино в рот из бурдюков, до бесконечности сидели в кафе, пили и слушали испанскую музыку, искрометно шутили и смотрели на сверкающие фейерверки по вечерам. Они спорили насчет арены и обсуждали зрелище, которое Эрнест долго называл трагедией. Билл и Дон были в восторге от корриды, а Гарольду и Дафф не нравилась смерть лошадей и быков. Героем часа был матадор Каэтано Ордоньес, девятнадцатилетний юноша из Ронды, но надо иметь в виду, что отношения Бретт Эшли с молодым Педро Ромеро (чьим прототипом был Ордоньес) в романе «И восходит солнце» были полностью выдуманы. Дафф не была знакома с Ордоньесом.

Однако напряженность в компании из пяти человек была вполне реальной. Дон Стюарт рассказал об одной проблеме: Пэт Гатри без стеснений показал на фестивале, что у него и Дафф нет денег. Компании пришлось платить за Дафф и Пэта, и поэтому все чувствовали себя «преданными», сказал Дон. Другие проблемы имели отношение к сексуальной ревности. Молчание Хэдли по поводу Дафф, в письмах и беседах с ее первым биографом, Элис Соколофф, похоже, служило доказательством, по словам Леба, что у Дафф и Эрнеста не было романа. (Именно Хэдли, а не Дафф отдаст ухо убитого быка восхищенный матадор Нино де Ла-Пальма во время боя быков в Мадриде, куда компания направилась после Памплоны.) По словам Гарольда, Дафф провела с ним как-то вечером немного времени и потом ушла одна и присоединилась к гулякам в частном клубе. Когда на следующий день она появилась за обеденным столом с разбитым лицом и синяком под глазом, Гарольд спросил, перед остальными, что случилось. Эрнест ответил, что она упала на перила, и Гарольд пришел в ярость. (Неясно, каким образом она получила травму.) Тем вечером, после дождливого дня, Эрнест и другие продолжали упорно травить Гарольда. Пэт Гатри достаточно прямо сказал Гарольду, что его внимание к Дафф нежелательно. Гарольд позже признался, что ситуация стала для него невыносимой, когда поддразнивать его начал и Эрнест – поскольку именно Эрнест организовал путешествие и пригласил Пэта и Дафф, после того как Гарольд уже согласился поехать с компанией. Гатри настаивал на том, чтобы Гарольд покинул Памплону, поскольку его не хотят видеть. Дафф запротестовала, Эрнест сказал что-то насчет того, будто Гарольд прячется за женщину. После этого Гарольд вызвал Эрнеста на поединок, хотя отлично знал, что Эрнест на сорок фунтов тяжелее его и победит в любом случае. Они вышли на улицу, Гарольд снял очки и сунул их в карман пиджака, пояснив, что не сможет починить их в Испании, если они разобьются. Эрнест, улыбаясь, спросил Гарольда, не подержать ли его пиджак, на что Гарольд ответил: «Только если я смогу подержать твой». Драка была предотвращена.

На следующее утро Гарольд обнаружил записку от Эрнеста в своем почтовом ящике в гостинице. Эрнест извинялся за то, что оскорбил его, потому что был пьян. Ему очень не хотелось, чтобы фиеста закончилась на такой ноте, и ему стыдно за ту роль, которую он сыграл в унижении Гарольда – т. е. письмо доказывает, что он мог вести себя прилично. Читатели «И восходит солнце» могут разочароваться оттого, что реальная поездка на фестиваль закончилась пшиком, а не звонким хлопком. В романе Билл Гортон (Смит) является признанным врагом Роберта Кона (Леб). На самом же деле Гарольд и Билл после фиесты отправились вместе в поход. До этого они взяли напрокат автомобиль и отвезли Дафф и Пэта в Байонну, что опровергает слухи о какой-то вражде между ними. Дон Стюарт, с которого тоже частично был списан Билл Гортон, уехал на юг Франции; позднее он утверждал, что фиеста закончилась плохо, потому что Дафф и Пэт не заплатили за номера в отеле «Кинтана», хозяин которого, aficionado, был таким хорошим другом Эрнесту. (В «И восходит солнце» много говорится о том, что платить долги нужно принципиально.) Эрнест и Хэдли сели на поезд до Мадрида. В городе они снова поселились в пансионе «Агилар» и стали ходить на бои, чередуя их с поездками в Прадо, музей, который Эрнест всю жизнь любил больше других. Ордоньес вновь произвел на них огромное впечатление, и Эрнест поклялся сделать его ключевым персонажем будущего произведения.

Как-то само собой вышло, что Эрнест понемногу стал писать роман. Потом он скажет, что начал писать его в свой день рождения, 21 июля, потому что ему надоело слышать, как все вокруг говорят о написанных ими романах. Он закончил роман всего через шесть недель – хотя править его будет еще несколько месяцев. К августу Эрнест уже уверился в успехе и написал Джейн Хип, что роман почти готов и написан очень просто. «Это будет нокаут, – сказал он, – он даст знать этим ублюдкам, которые говорят «да, он может писать очень красивые маленькие абзацы», куда им убраться».

Дон Стюарт совсем недавно опубликовал юмористический роман «Мистер и миссис Хэддок за границей» и уже был известен как автор «Пародийного наброска истории». Эрнест не завидовал этим успехам, поскольку книги были написаны не в его жанре (впрочем, в следующей книге он обратится к пародии). Но поскольку издатель Стюарта, Доран, недавно отклонил хемингуэевский сборник «В наше время», Эрнест не мог не обижаться на Стюарта. (Билл Гортон в «И восходит солнце» печатаемый автор.) Больше всего Эрнеста возмущали успехи Гарольда Леба и Боба Макалмона. Макалмон же казался довольным тем, что привлек лишь малочисленную аудиторию; он был до странности равнодушен к маневрам Эрнеста, который всеми правдами и неправдами боролся за положение в литературе, и потому избежал агрессивной соревновательности Эрнеста. Гарольд возлагал большие надежды на «Дудаб», роман вышел в мае – тогда как роман Эрнеста должен был выйти только в октябре. Эрнест пожаловался Горацию Ливрайту на то, что издатель возражал против выражения «сукин сын», которое Хемингуэй заметил в гранках «Дудаба» Гарольда. Когда Эрнест увидел предварительное издание книги Леба, это побудило его включить в роман персонаж невозможного Роберта Кона, которого все называли евреем и сказали ему уехать из Памплоны, потому что здесь его не желают видеть.