Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Люси помрачнела.
— Но Итан…
Саймон кивнул и указал в ее сторону лезвием.
— Итан был человеком слова, самым честным из известных мне людей. Твердо уверенным в себе и своих принципах. Он отказался. Наплевал на деньги, на гнев компаньонов, на маячившее на горизонте разорение, но не стал принимать участие в жульничестве.
Саймон намылил лицо.
Люси подумала о чести Итана — каким наивным человеком был покойный и как трудно такому мужчине, как Саймон, с этим жить. Голос виконта звучал ровно. Возможно, стороннему наблюдателю он показался бы бесчувственным, но она, женщина, которая его любила, слышала скрытую за словами боль. И гнев.
Саймон поднес бритву к шее и провел по ней первый раз.
— Они решили избавиться от Итана. Без него компаньоны могли потопить корабли и вернуть свои деньги — с ним же потеряли бы все. Но ведь не так-то просто убить виконта? Поэтому они распустили гнусные слухи, которые невозможно было опровергнуть, с которыми невозможно бороться.
Он вытер пену с лезвия о ткань.
— Слухи о нем? — прошептала Люси.
— Нет. — Саймон уставился на бритву, словно забыл, зачем ее взял. — О Розалинде.
— Что?
— О добродетели Розалинды. О законности рождения Кармашек.
— Но Кармашек похожа на тебя как две капли воды…
Люси осеклась, поняв, в чем же дело. «Господь милосердный».
— Именно. Как две капли воды. — Он скривил губы. — Они назвали Розалинду шлюхой, якобы я ее обольстил, мол, Кармашек незаконнорожденная, а Итан рогоносец.
Люси, должно быть, ахнула.
Саймон повернулся к ней, в глазах стояла боль.
— Как считаешь, отчего, ради всего святого, мы не посещаем лондонские балы, приемы, музыкальные вечера? Репутация Розалинды погублена безвозвратно. Она уже три года никуда не выходит. Замужние женщины, за плечами которых несть числа любовных связей, не здороваются на улице с ней, безукоризненно добродетельной леди.
Люси не знала, что сказать. Как отвратительно поступили с этой семьей, с братьями.
«Бедная, бедная Розалинда».
Саймон глубоко вздохнул.
— Они не оставили моему брату выбора. Он вызвал на дуэль Пеллера, самого из них громогласного. Итан никогда не дрался на дуэлях, едва знал, как держать шпагу. Пеллер прикончил его меньше чем за минуту. Привел как овечку на заклание.
Люси затаила дыхание.
— А где был ты?
— В Италии. — Он снова поднял лезвие. — Изучал руины и пьянствовал. — Взмах бритвой. — И ходил по девкам, должен признаться. — Очистка лезвия. — Я ничего не знал, пока не прислали письмо. Итана, спокойного, скучного Итана, послушного сына, моего брата Итана убили на дуэли. Я решил, что это шутка, но тем не менее, поехал домой. — Взмах бритвой. — К тому времени мне уже наскучила Италия. Каким бы хорошим ни было вино, кроме руин там смотреть нечего. Я прискакал в поместье Иддесли и…
На сей раз он помолчал, вытирая лезвие. Саймон отвернулся от Люси, но она увидела, как дернулось адамово яблоко, когда он сглотнул.
— Дело было зимой, и родные сохраняли тело Итана до моего возвращения. Кажется, похороны не могли состояться без меня. Не то чтобы на кладбище пришло много народу: только Розалинда, почти обессилевшая от горя и потрясения, Кармашек и священник. Больше никого. Их избегали. Их жизнь разрушили. — Саймон посмотрел на Люси. Она заметила, что он порезался под мочкой левого уха. — Мало им было убить моего брата, они еще и погубили его имя. Погубили репутацию Розалинды. Погубили надежды Кармашек на замужество, хоть она еще слишком мала для того, чтобы это понимать.
Саймон помрачнел и далее уже в полном молчании принялся заканчивать бритье.
Люси разглядывала мужа. Что ей делать? Она чересчур хорошо понимала его жажду мщения. Если бы кто-нибудь так неправедно поступил с Дэвидом или с Papa, она бы тоже кипела от негодования. Однако гнев все же не оправдание убийству. И чего это стоило Саймону, его душе и телу? Он не смог бы сражаться на всех этих дуэлях, не теряя попутно часть себя. Может ли она просто сидеть в стороне, пока муж уничтожает себя в мщении за погибшего брата?
Саймон сполоснул лицо, вытерся и прошел туда, где сидела Люси.
— Можно к тебе присоединиться?
Неужели думал, что она ему откажет?
— Да.
Люси подвинулась, чтобы дать ему места.
Саймон снял бриджи и задул свечу. Люси почувствовала, как прогнулась кровать, когда муж на нее забрался. Подождала, но он к ней не придвинулся. Тогда она свернулась рядом с ним. Саймон помешкал, но обнял ее.
— Ты так и не закончил ту сказку, что мне рассказывал, — прошептала Люси, уткнувшись в его грудь, и ощутила ответный вздох.
— Ты и в самом деле хочешь ее услышать?
— Да, хочу.
— Тогда ладно. — Его голос поплыл к ней в темноте. — Как помнишь, Анжелика пожелала другое платье, еще красивее первого. И тогда Змеиный король показал ей серебряный кинжал и предложил отсечь ему правую руку.
Люси пробрала дрожь: она запамятовала эту часть сказки.
— Пастушка сделала то, что он просил, и появилось серебряное платье, усыпанное опалами. Словно сотканное из лунного света. — Виконт провел пальцами по волосам Люси. — И Анжелика отправилась на бал, где чудесно провела время с прекрасным королем Резерфордом, а потом поздно вернулась домой …
— Но что произошло со Змеиным королем? — прервала Люси. — Разве он не пребывал в сильных муках?
Рука Саймона замерла.
— Разумеется. — Он продолжил гладить Люси. — Но такова была воля Анжелики.
— Что за самовлюбленная девчонка.
— Нет. Просто бедная сирота. Она не могла удержаться от соблазна потребовать еще больше красивых платьев так же, как змей не может жить без своей кожи. Таковыми их создал Господь.
— Хмм. — Люси отнюдь не устроило подобное объяснение.
— Как бы то ни было. — Муж похлопал ее по плечу. — Анжелика вернулась и рассказала Змеиному королю о бале и красавчике Резерфорде, и как все восхищались ее платьем, а он только молча слушал и улыбался.
— И, как я полагаю, на следующий вечер она захотела новое платье ради глупого Резерфорда.
— Да.
Саймон замолчал, и Люси в темноте несколько минут прислушивалась к его дыханию.
— Ну? — подсказала она. — И разумеется, оно должно было быть красивее предыдущего.
— Разумеется.
Виконт сжал ее плечо.
— Нет ничего проще, заверил Змеиный король. Он даст ей самое красивое платье, самое прекрасное на свете.
Люси поколебалась. Почему-то предисловие ей не понравилось.
— Она должна была отсечь ему вторую руку!
— Нет. —