невообразимо ароматной кучи опилок около пилорамы. Майк подошёл к ней и принялся заполнять мешок при помощи лопаты. От поднятых в воздух опилок слезились глаза, а нос постоянно хотел чихнуть. Плевать. Он работал с большей энергичностью, чем демонстрировал, когда валил деревья. То он делал ради лагеря и ради правительства, которое упекло его в этот лагерь. А этим он занимался ради себя.

- Битком не набивай! - как обычно, раз в две минуты, крикнул охранник. - Не забывай, тебе его ещё разровнять надо.

- Да, мамочка, - пробормотал Джон Деннисон, стоявший в полуметре. Ни один охранник его не услышал бы. Майк надеялся, что его собственное хихиканье не позволило охраннику понять, что случилось.

Закончив наполнять мешки, они крепко завязали их бечёвкой, которую выдал другой охранник. Затем они неровной шеренгой направились к зданию каптёрки, каждый вредитель шёл, закинув за правое плечо мешок с опилками. Там их номера тоже сверили со списком, перед тем как неохотно выдать долгожданное одеяло.

Одеяло Майка оказалось тоньше, чем хотелось, и оно было таким грубым и колючим, словно было выткано из стальной стружки, а не из овечьей шерсти. Впрочем, он снова произнёс: "Спасибо" с большей искренностью, чем намеревался показать. Ублюдки, что управляли лагерем, не хотели, чтобы вредители замёрзли насмерть, по крайней мере, не все и не сразу.

Они с Деннисоном вернулись в барак N17. Там, куда не доставало солнце, всё ещё лежал снег. Он пошёл в октябре, что само по себе было жутко. Вскоре, мужик с номером ВЙ232* на одежде сказал, что снег лёг и не растает почти до самого конца весны. Майк и прежде сталкивался с холодной погодой, но не настолько холодной, как эта.

Это ещё значило, что похолодает ниже нуля. И такая погода будет стоять днями, если не неделями. Так что... одеяла и эти вот мешки с опилками. Майк уложил свой на доски, на которых спал с тех самых пор, как гбровцы определили его в этот лагерь. Он взбил и потряс мешок, пока не стало поудобнее. Затем он забрался на нары и покатался по нему всем телом, чтобы получше расправить сей дешевый импровизированный матрас.

Дешевый. Импровизированный. Тонкий. Комковатый. Все эти слова отлично подходили. И всё-таки, он добился максимального комфорта с тех пор как попал в лагерь. И он был не единственный, кто так считал.

- Добро пожаловать в "Ритц", блядь! - воскликнул другой вредитель.

Майк лёг на спину. Он положил руки под голову, скрестил пальцы. Ещё минута и он уснул бы. Нынче он был готов спать где угодно, порой, даже стоя, во время переклички заключённых.

Этой минуты ему не дали. Вломился охранник. Обувь гбровцев звучала громче обуви вредителей. Майк не знал, почему, но именно так и было.

- Давай, ленивые никчёмные бомжары! - проорал охранник. - Этим утречком усем вам отдыху не видать!

Как и множество других сотрудников ГБР в лагере, этот парень был родом откуда-то между Северной Каролиной и Арканзасом. Майк не мог сказать, почему в гбровцы шло так много добровольцев из этого уголка страны, но они шли. Также охранники-южане вели себя жёстче по отношению к тем, кого охраняли, чем гбровцы с другой стороны линии Мейсона-Диксона.

Никто не объяснил этому парню, куда ему идти. Подобные действия в отношении человека с "Томми-ганом" являлись не самым умным трюком, какой можно себе позволить. Даже оскорбление могло заставить охранников стрелять. Майк ещё ни разу не слышал, чтобы у гбровца возникали какие-либо неприятности, что бы тот ни вытворял с вредителем. А слово вредителя против слова охранника не стоило ничего.

Народ вышел наружу. Майк послал в сторону нар жаждущий и полный беспокойства взгляд. Хотя у вредителей особо ничего не было, это не мешало им воровать друг у друга. Если за вещами не приглядывать, они начинают гулять сами по себе.

Их отвели в лес, чтобы нарубить больше сосен. Снега там оказалось больше, чем на территории лагеря. Он хрустел под ботинками Майка. Вместе с Джоном они вступили в схватку с деревом.

- Знаешь, - произнёс Майк между взмахами топором, - нам не следует таскать вещи друг у друга. Мы должны быть стойкими. Нужно создать, как там его, народный фронт - мы с одной стороны, гбровцы - с другой.

- Да нам много всякой херни нужно, - сказал Джон Деннисон. - Среди прочего, это поменьше молоть языком, ясно? Полно стукачей, которые сдадут тебя за полпачки "Лаки Страйка".

"Хрусть!". Топор врезался в ствол. Смола пахла чем-то похожим одновременно на скипидар и кленовый сироп.

Майк сплюнул. Он вновь взмахнул топором. Новых волдырей у него больше не появлялось; поверх старых волдырей возникали мозоли.

- Ну, с ними мог бы случиться несчастный случай, или типа того, - сказал он. - Или типа того, да.

- Иногда случается, когда они теряют берега, - ответил Деннисон. - Но потом на прикормку к ГБР садится кто-нибудь новенький. Настаёт дурное время, потому что не знаешь, кому можно доверять, и можно ли доверять хоть кому-нибудь.

Сосна хрустнула. Начала заваливаться. Деннисон указал в том направлении, куда она должна упасть.

- Пааааберегись! - выкрикнул Майк.

Вредители разбежались по сторонам. Дерево упало, практически туда, куда указал Деннисон. С веток и с земли в воздух поднялась туча снега. После того, как облако рассеялось, Майк и Джон принялись обрубать ветки со ствола.

- Не хочу этим заниматься, - сказал Майк.

- Никто не хочет этим заниматься, - ответил Деннисон.

- Знаю. В смысле, я не хочу этим заниматься прямо сейчас. Я хочу вернуться в барак и проверить, каково это - спать на матрасе.

- Зачем? Ты не будешь спать дольше или крепче, чем без него, - сказал Джон Деннисон.

Скорее всего, он был прав. Майк не мог спать дольше, потому что при утренней побудке ему придётся соскакивать с нар. И крепче он спать будет, только если умрёт сразу после погашения огней и до того момента, когда побудка снова вынудит его подняться.

- Мне будет уютнее, и не будет так холодно, - сказал Майк.

- И? Ты будешь это чувствовать ровно минуту до того, как отрубишься, и пять секунд, пока не проснёшься и тебе не придётся встать, - сказал Джон. - Всё остальное ты не заметишь. Так, зачем заморачиваться?

- Надо поиметь тут всю веселуху, какую сможешь, - ответил Майк.

Джон Деннисон был тихим человеком, который не привлекал к себе внимание.