Когда он снова смотрит на меня, его взгляд отрезвляет, и в моем сердце что-то щелкает.

– Я недолго буду королем, ясноглазка.

– Ты же знаешь, что мне плевать на это. – Мои щеки пылают. Я столько всего вывалила на него, столько правды открыла, а он не дал мне ни одной.

Уголок его рта снова изгибается.

– Ты будешь удивлена. – Его большой палец поглаживает мое плечо. Я так болезненно воспринимаю все его прикосновения. Оглядываюсь по сторонам с немалой долей вины и задаваясь вопросом, наблюдает ли Исла за нашим танцем. Я знаю, что она должна следить. В конце концов, мы ее подопечные. Для нее важен этот долг, пусть он и сохраняет между нами определенную дистанцию.

– Чем? – спрашивает он.

Я улыбаюсь ему, не желая объясняться. Не сейчас, не с той песней, что окружает нас, и не когда все вокруг приходят к своим разгадкам. Я качаю головой.

– Ты жестокий, знаешь ли. – И, несмотря на все поддразнивания, намеки, на те пляски вокруг недосказанных слов и тех, что мы уже успели сказать друг другу, я знаю, что он понимает меня. Он жесток, раз пришел сюда, раз дергает за те ниточки, которые не собирается распутывать.

Его черные глаза не отрываются от моих, даже когда танец стремительно уносится дальше.

– Я знаю, – говорит он, и тембр его голоса пускает мурашки по моей коже. Он отталкивает меня от себя, когда раздается последнее крещендо, а затем притягивает к себе, наклоняя так низко, что я чувствую, как крылья крошечных созданий трепещут внутри меня. Финальные аккорды музыки обволакивают нас, и, вместо того чтобы поднять меня, его рука выскальзывает из моей и скользит вверх по моему горлу, вдоль челюсти, пока не запутывается в локонах на затылке. Моя рука инстинктивно хватается за его плечи. Снова эта близость. Она сводит меня с ума.

– Гейдж, что… – Он не позволяет мне договорить, его губы находят мои, и этот поцелуй – самая хрупкая вещь на свете.

Он прерывает его, отвечая мне шепотом возле кожи:

– Будь жестокой, ясноглазка. Ради нас обоих. – И, прежде чем я успеваю спросить, что он имеет в виду, прежде чем успеваю все испортить своими словами, он снова целует меня. Этот поцелуй ярче, словно симфония, которая зарождается на моих устах и распространяется, наполняя мое тело гулом. На одно долгое, бесконечное мгновение остаемся только мы, струны и эта непрочная связь, которую мы каким-то образом обрели вопреки всему и всем. Затем, после воцарившейся тишины, толпа вокруг нас начинает одновременно щебетать, как роящийся улей сплетников.

Гейдж выпрямляет меня и одаривает Благой народ плутоватой улыбкой, отвесив неглубокий поклон. От потрясения, написанного на их лицах, мне хочется смеяться.

– Король Гоблинов, – окликает его из толпы мелодичный голос Солиэль. Придворные расступаются перед ней, когда она направляется в нашу сторону. – Не думала, что сегодня ты почтишь нас своим присутствием. – Небольшая свита сопровождает ее, ограждая от лишних взглядов, пока она прокладывает себе путь. И, следуя за ней с огромным сопротивлением, на поводке, прикрепленном к отделанному драгоценностями ошейнику на ее горле, идет…

– Элли! – Имя вырывается из моего горла, но Гейдж удерживает меня. Мудрое решение, учитывая ту ярость, что пылает во мне, настолько жгучую, что мое зрение мутнеет.

– Конечно! – восклицает Солиэль, то ли не замечая, то ли не догадываясь о значении эмоций, написанных на моем лице. Гейдж, со своей стороны, являет собой образец спокойствия. Пусть это станет погибелью каждого, кто усомнится в нем. – Я всегда выполняю условия сделки, принцесса, – продолжает Солиэль, выводя Элли вперед, ко мне. И теперь, заметив меня, она движется охотнее и при этом осознанно пинает эльфа справа от себя. Я мысленно запоминаю его внешность. Он заплатит кровью, если причинил ей боль.

Они облачили ее в платье из мягких слоев бледного фатина разных оттенков пудры и лаванды – совсем не в стиле Элли. Она выглядит нежной. Однако это не так.

Элли останавливается передо мной.

– Красивое платье.

Я подавляю смех.

– Твое тоже неплохое, – отвечаю я. И мне с трудом удается держать руки по швам. Будет значительно хуже, если они увидят, как много она значит для меня. Она уязвима для этого мира. Я поворачиваюсь к Солиэль.

– Снимите ошейник, – требую я.

– Ты можешь делать с девочкой все, что захочешь. – Она вкладывает конец поводка в мою ладонь.

– Что?

Она словно расцветает, обращаясь к своим зрителям.

– В знак доброй воли, – объявляет она, а затем снова поворачивается ко мне. Двор взрывается аплодисментами. Хотя я вижу некоторых представителей племен Лулы и Нади, Ширу и Тильду, кто совсем не разделяет энтузиазм Благих. – И как напоминание, чтобы ты исполнила обещанное, – добавляет она так, чтобы услышали только мы.

– Я не забыла, – говорю так же тихо, но без слащавости в голосе, присущей королеве.

– Хорошо. Если что-то изменится и за тобой останется должок, я не побоюсь прийти за ним. – Впервые в ее голосе слышится намек на угрозу. Я улыбаюсь в ответ. Игра продолжается.

Этот момент нарушает переполох возле дверей, ведущих к лесу. Мы оборачиваемся на шум, и толпа расступается, пропуская вперед раздраженного и взъерошенного Боуэна. Фейри вокруг него выглядят ошеломленными. Звезды над головой помогут им, если он заметит это.

Боуэн кланяется – впервые за все то время, что я знакома с ним, – и учтиво обращается к Гейджу:

– Ваше Величество, вы нужны немедленно, – говорит он ему, кивая в мою сторону. – И приспешница тьмы тоже.

Он разворачивается на пятках и уносится назад.

– Подожди, – зову я. – Боуэн, что случилось?

Он не спешит повернуться к нам, будто бы не желает сообщать об этом при Благом Дворе. Наконец, словно не видя выхода, он вздыхает.

– Проход открыт. Ваши испытания начались. Пора идти.

Вернувшись в Лощину, я сразу же снимаю с себя бесценное платье, сшитое для меня Прядильщицей. И оставлю его на полу грудой ткани, закутывая воспоминания о вечере в тонких складках. Я разберусь с ним, когда мы вернемся. Мне неизвестно, сколько у нас времени. Не так уж много, учитывая, что Гейдж вернул нас сюда через петлю.

Я открываю другой сверток, который дала мне Прядильщица, и обнаруживаю там утепленные легинсы, почти такие же прочные, как те, что она сделала для Ислы. Единственное отличие – толщина материала. И десятки карманов для моих ножей. Во вшитых кобурах на бедрах уже хранятся мои томагавки. Рубашка же крайне простовата. Кремовая льняная туника плотно прилегает к моему телу благодаря комбинации жилета и корсета, предназначенных для хранения еще большего количества ножей. Интересно, о чем знает Прядильщица, чего не знаю я?

В фойе дома Элли сорвала ошейник со своей шеи, бросив усыпанную бриллиантами вещь на пол, словно символ спасения. Она роется в моем шкафу, выискивая что-нибудь, что подойдет ей. И обращается ко мне, когда сдергивает с вешалки платье, порвав его в процессе.