— Тогда заезжай завтра за мной. На служебной «волге». Не надо дразнить начальство «фольксвагеном» И надень награды — все, что у тебя есть.

— Понял! — кивнул отец…

Назавтра, в шесть тридцать он был у моего подъезда. На отце был костюм, белая рубашка с галстуком, на пиджаке — награды. Красавец! Я тоже надел костюм, но галстук повязывать не стал — не люблю. Я сел рядом с отцом, и мы тронулись.

Проходная встретила нас свежепокрашенными воротами. Двор за ними будто вылизали. Чистый асфальт, побеленные бордюры и стволы деревьев. Знакомо.

Отец приткнул «волгу» в уголке, и мы направились в заводоуправление. Моросил дождь. Директор обнаружился в кабинете. По лицу было видно, что спал он плохо.

— Сергей Александрович! — попросил он. — Расскажите мне об этом, — он указал на немецкий стеллаж. — А то спросят, а я ни бум-бум.

— Расскажу, — согласился я. — Кстати… — я достал из сумки рекламные буклеты. — Здесь технологический процесс в картинках…

Лекция шла нервно. В кабинет то и дело вбегали люди, Виктор Петрович давал им указания, они убегали, но на смену им являлись другие. Знакомая картина: приезд начальства. Но совсем не похоже на мое время. Никакой службы безопасности, рамок металлодетекторов, заранее составленных и утвержденных списков присутствующих, контроля документов. Руководители СССР не боятся покушений. А вот в Европе иначе. Терроризм набирает силу. В Германии свирепствует второе поколение RAF. Убиты генеральный прокурор, президент крупного банка и председатель Союза промышленников. В Италии «Красные бригады» похитили и застрелили председателя Совета министров Альдо Моро. Но в СССР считают, что к нам эта зараза не проникнет — граница на замке. Правильно считают. Знакомый болгарин говорил: «Русскую границу только комар-самка перелетит. Комар-самец мудями зацепится…»

Машеров ходит на работу пешком. Живет в трехстах метрах от здания ЦК в малоквартирном доме, построенном для руководства республики. В квартире Машерова на полу в кухне лежит обыкновенный линолеум, да и обстановка не роскошная. Мне это рассказывали люди, побывавшие у первого секретаря в гостях. Некоторые деятели искусств Белоруссии живут богаче. Сопровождает Машерова телохранитель. Идет в пяти шагах за спиной. А первый секретарь здоровается со встречными…

Машеров приехал без десяти девять. Сначала в ворота влетела милицейская «волга», затем вплыла черная «чайка». К тому времени все мы были внизу. Все — это мы с отцом, директор, главный инженер и прочее начальство числом в шесть душ.

Первым из остановившейся «чайки» выскочил поджарый мужчина в костюме. Телохранитель. Он открыл пассажирскую дверцу справа от водителя. Машеров вышел и направился к нам. Шагал он легко и стремительно.

— Здравствуйте, товарищи!

Он по очереди пожал нам руки.

— Показывайте!

— Прошу! — директор указал на дверь. Та будто сама собой открылась. Подсуетился Виктор Петрович, приставил человека. Телохранитель рванулся вперед. Правильно, а вдруг засада? Сарказм.

Мы поднялись в кабинет директора. Машеров сходу направился к стеллажам.

— Ножные протезы, — подскочил директор. — Сделаны из металла и пластмассы. Легкие, удобно крепятся на культе.

— А наши? — спросил Машеров.

— Вот!

Директор снял с соседнего стеллажа протез. Машеров взял его правой рукой, немецкий левой, прикинул вес.

— Ясно. Почему наш такой тяжелый?

— Делаем по техническим условиям, — доложил директор. — Металл, кожа, дерево. Как везде в СССР. Технология не менялась со времен империалистической войны.

— Что ж вы ко мне не обратились? — упрекнул Машеров.

— Не знали про достижения немцев, — вздохнул директор. — Они к нам не ездят, мы к ним — тоже. Если б товарищ не привез… — он указал на меня.

— Вы, значит, Девойно? — Машеров посмотрел на меня. — Совсем еще юноша. Как додумались?

— В прошлом году был на книжной ярмарке во Франкфурте. Немцы издавали мою книгу. В Москве у меня есть знакомая — инвалид Отечественной войны. Попросила купить ей костыли. Вот такие, — я взял прислоненные к стеллажу образцы. — Я зашел в специализированный магазин. Купил. Увидел протезы. Моя знакомая жаловалась, что ей тяжело ходить. Спросил немца: может ли сделать? Тот согласился. Дал мне рисунки, где следовало указать размеры. В Москве я обмерил ногу Дины Аркадьевны, результаты отослал во Франкфурт. Там сделали протез и отправили в Москву. Пришлось слегка подогнать, но он оказался по ноге. Легкий, удобный. Дине Аркадьевне нравится, она стала много ходить. Тогда я подумал: почему только ей? Есть ведь и другие инвалиды?

— Немцы с чего решили помочь?

— Совесть мучит.

— Принимать от них… — сморщился Машеров. — Ладно, я понимаю, купить. А то ведь станут трубить: помогаем нищим!

— Не станут, — возразил я. — Во-первых, люди не те. Во-вторых, в основе фонда — мои гонорары. Так будет и впредь. А что до помощи… В Китае говорят: «Не важно какого цвета кошка, лишь бы она ловила мышей».

— Ишь, какой! — сощурился Машеров. — Молодежь… Не воевали вы, не видели… Мы сами сможем позаботиться о наших инвалидах.

Что ж раньше не телились? Тема инвалидов в СССР, считай, запретная. У нас передовое общество строителей коммунизма, советские люди — гармонично развитые. Так что нечего. Мы лучше неграм в Африке денег подкинем — пусть больше убивают друг друга. А что ветераны мучаются, наплевать. В том времени у меня были знакомые инвалиды. Одному повезло по гуманитарной программе съездить в Германию. Там ему сделали ножной протез. Как он был счастлив! И как ему завидовали другие…

— Понадобятся миллионы марок, — сказал я. — Это, — я указал на стеллажи, — стоит недешево.

Машеров поскучнел лицом. Валюту республике выделяют в Москве. А там спросят: «Почему вам? И в других республиках инвалиды есть». Правильно, скажут, между прочим. Но в масштабах страны понадобятся большие деньги. А валюты в СССР мало, да и негры в приоритете. Вопрос забюрократят и положат под сукно.

— А вы, что думаете, товарищи? — повернулся Машеров к остальным.

Товарищи вразнобой, но дружно сообщили, что с молодежью они согласны.

— Можно попробовать в качестве эксперимента, — предложил я. — Что мы теряем? Не получится, заберу деньги и перечислю их правительству республики.

— Давайте дальше смотреть! — подумав, кивнул Машеров.

Он перещупал все. Опробовал костыли, прокатился в инвалидных колясках. Я не преминул сообщить, что они проходят в кабину лифта. А вот наши — нет. Из-за этого инвалиды просят квартиры на первых этажах. Дать такие не всегда получается, приходится искать варианты обмена.

— Уговорили! — заключил Машеров, встав с коляски. — Будет вам постановление бюро ЦК. Что нужно от нас? — он посмотрел на меня.

— Во-первых, точное число инвалидов, нуждающихся в протезировании, — загнул палец я. — А также в колясках и костылях. Во-вторых, пригласить немцев в Минск. Они должны оценить фронт работ, производственные помещения, номенклатуру поставляемого оборудования, уровень персонала. Потребуется обучить наших специалистов в Германии. Все расходы берет на себя фонд. От государства денег не нужно.