Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Лучше во дворе, — предложил я. — Погода стоит хорошая, тепло. Да места больше, чтобы продемонстрировать новые протезы. Инвалиды смогут?
— Насчет этого не сомневайтесь! — успокоил директор. — Удерживать придется. Они словно помолодели. Чуть ли не прыгают от радости.
— Вот пусть и попрыгают! — предложил я. — Не удерживайте. Петру Мироновичу понравится.
Директор убежал. Очень скоро из дверей повалили обитатели дома. К нам подходили здороваться. Жали руки, благодарили. Меня даже обнимали. Как-то узнали, кто был инициатором проекта. Я чувствовал себя неловко — делали-то другие. Так и сказал.
— Но придумал ты! — возразил седой ветеран с медалями на пиджаке. В доказательство он ткнул меня в грудь коричневым от табачного дыма пальцем. — И денег дал. Я тридцать лет на железяке ковылял, культю в кровь стирал, боялся лишний раз в туалет сходить. И никому до этого дела не было. Зато сейчас — вот! — он раскинул руки и отбил каблуками дробь. Медали на пиджаке отозвались звоном. — Танцую, гуляю, вчера даже в грибы сходил. Забыл, когда их в последний раз собирал. А вчера шел по лесу и, поверишь ли, плакал. Спасибо, сынок! — он потряс мне руку.
— Петра Мироновича поблагодарите! — сказал я. — Без него ничего бы не вышло.
— Само собой! — кивнул ветеран. — Миронович — человек хороший. Наш, из партизан. О людях думает.
Окружившие нас ветераны закивали. Вот и славно!
Машеров приехал к десяти. Во двор Дома ветеранов влетела милицейская «волга» с мигалкой, следом — знакомая мне «чайка». За ней — второй автомобиль ГАИ. Петр Миронович вышел из машины и направился к нам.
— Здравствуйте, товарищи! Приехал посмотреть, как вы живете.
— А вот как! — выскочил вперед седой ветеран. Он раскинул руки и, топоча каблуками, прошелся в танце вокруг первого секретаря. — А теперь — смотри! — Он задрал штанину и продемонстрировал протез. — Ногу мне еще в сорок четвертом отрезали, когда блокаду прорывали. Осколок попал, грязь, гангрена… Еле спасли. Тридцать лет с лишком на костылях ковылял, а сейчас, видишь, танцую. Миронович, дорогой наш человек! — он обнял Машерова. — Спасибо тебе!
— Что я?.. — попытался возразить Машеров, но ему не дали. Ветераны окружили его и дружно загомонили, высказывая благодарность. Глаза у Машерова влажно блеснули. Внезапно сквозь окруживших первого секретаря людей потолкался безногий в инвалидной коляске.
— Миронович! Посмотри!
По его знаку ветераны расступились. Инвалид, работая рычагами, стал нарезать круги по асфальту.
— Видишь! Не коляска, а самолет. Куда хочу, туда и еду. Раньше меня возили. Теперь и тебя могу прокатить. Садись! — он хлопнул ладошкой по сиденью перед собой.
Ветераны засмеялись. Машеров присоединился. К нему подскочил директор Дома.
— Петр Миронович, приглашаем вас к столу! Чай, пирожки, печенье. Поварихи столько всего наготовили!
— Идемте! — загомонили ветераны.
Машеров развел руки, показывая, что не в силах устоять, затем повернулся и дал знак охране оставаться во дворе. Сам же, увлекаемый ветеранами, скрылся в здании. Следом потянулось заводское начальство. Я остался во дворе — так нужно. Осмотрелся. Так. Гаишники кучкуются у своих «волг», курят. У «чайки» Машерова стоят трое. Пожилой водитель, уже знакомый мне охранник и мужчина лет сорока в строгом костюме при галстуке. Судя по тому, как разговаривают с ним остальные, начальник. Вот ты-то мне и нужен.
Я направился к троице. При виде меня они смолкли.
— Здравствуйте! Меня зовут Сергей Александрович Девойно.
— Знаю! — кивнул главный в этой компании.
— Вы начальник охраны Петра Мироновича?
Мужчина построжел лицом и сказал:
— Да.
— Можно вас на пару минут? — я указал рукой в сторону.
Главный поколебался и кивнул. Мы отошли метров на двадцать.
— Слушаю.
— Как вас зовут?
— Николай Иванович.
— Тут такое дело, Николай Иванович. Посмотрел я на «чайку» Петра Мироновича, и кое-что мне в ней не понравилось.
— Что? — насторожился он.
— Нет ремней безопасности. Я бывал за границей. Там они везде. Без них не ездят.
— Вы о привязных ремнях? — догадался он. Ну, да, в СССР их называют так. Николай Иванович задумался и, видимо, решил, что со мной можно. — Предлагали их установить. Однако Петр Миронович против. Стесняют движения.
— Идемте, покажу!
Мы прошли к моим «жигулям». Я открыл дверцу и взялся за ремень безопасности.
— Как видите, эластичный. Три точки крепления. В обычном состоянии практически не ощущаются. Но стоит машине попасть в ДТП… — я дернул за ремень и тот зафиксировался. — Инерционный механизм. Купил в Германии, установил сам. Такие ремни спасают пассажиров и водителя даже при столкновении на больших скоростях.
Николай Иванович вновь задумался. Блин, он еще колеблется!
— Киселев, Сурганов и генерал Беда погибли в автомобильных авариях, — подсказал я. — Все не были пристегнуты. Правительственные машины носятся на большой скорости…
Руководитель охраны спал с лица. Проняло. Наконец-то! Если Машеров погибнет, твоей карьере конец.
— Где ж взять такие ремни? — тоскливо спросил он.
— У меня есть, — я открыл багажник и извлек три картонных коробки. — С Петром Мироновичем ездят водитель и охранник. Так что хватит на всех. Держите! Установить не составляет труда. Любой слесарь в гараже справится.
— Спасибо!
Он потряс мне руку, забрал коробки и побежал к «чайке». Спустя минуту трое мужчин увлеченно разглядывали их содержимое. Ну, вот, дело, считай, сделано. Думаю, Николай Иванович сумеет уговорить Машерова. Он в этом кровно заинтересован. Значит, у Петра Мироновича появляется шанс. А потом я через помощника выйду на Николая Ивановича или Петра Мироновича и намекну им про 4 октября 1980 года. Не знаю пока, что скажу, но придумаю.
…Машеров уехал спустя час. На прощание его обнимали и просили заглядывать еще. Он улыбался, жал ветеранам руки, Я наблюдал за этим со стороны. Как же он не похож на руководителей моего времени! Какой красивый и солнечный человек! Даже смотреть на него удовольствие.
Машерова наконец, отпустили, и он в сопровождении «волг» ГАИ отбыл. Следом потянулось заводское начальство. Все выглядели довольными. Я присоединился к общему чаепитию позже, но успел услышать, как Машеров благодарил их. Значит, дело на мази. Моей помощи больше не требуется, можно вернуться к литературе. Соскучился…
«Жигули» катили по шоссе, разрезавшему сосновый бор. Светило солнце, в салон через опущенное стекло врывались запахи смолы, хвои и разогретого асфальта. Навстречу попадались грузовики с затянутыми брезентом кузовами. Зерно везут. Конец августа, уборочная заканчивается. «Жигули» взяли подъем и помчались по ровному участку дороги. Внезапно впереди показалось скопление машин. Что там? Я подкатил ближе. На правой стороне путь преграждали «жигули» ГАИ с включенными маячками. Перед автомобилем топтался гаишник с жезлом. Я затормозил.