Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Опасения, что в Москве их могут ожидать неприятности оказались напрасными. Бомбежки, пожары и грабежи обошли их дом стороной, и даже Айдар был по-прежнему на посту. Он встретил их у ворот и помог донести поклажу до квартиры. Амалия Францевна вышла навстречу, услышав голоса в прихожей. Было заметно, что она неважно себя чувствует, Илья Григорьевич и Анна подошли к ней, стали расспрашивать, как она перенесла это тяжелое время, но Амалия Францевна только обняла Анну и заплакала. Решили расспросы отложить на потом. Анна отвела ее в комнату и уложила в постель.
Предстояло привести в порядок имущество и комнаты, которые просуществовали без хозяев почти два года. Две холодные зимы без отопления сказались на состоянии квартиры, нужно было все проветрить и просушить, особенно огорчило Илью Григорьевича, что его пианино оказалось совершенно расстроенным. Он тут же отложил все прочие дела и взялся за телефон, стал звонить знакомому настройщику. Анна и Анастасия Георгиевна прибирались в комнатах, Гриша рассматривал свои старые игрушки, они напоминали о довоенном времени и играх со школьными приятелями, потом он достал с книжной полки самолет, с которым он приехал из Саранска и побежал в коридор к телефону, позвонить, узнать: как и что с Сашей? Илья Григорьевич как раз закончил разговор с настройщиком и помог Грише набрать номер Саши, но там не ответили, тогда он пообещал, что завтра они вместе сходят к Саше и все узнают.
На следующий день было намечено много дел, помимо завершения уже начатых нужно было заявить о воем возвращении из эвакуации, это было необходимо для получения продовольственных и промтоварных карточек. Илья Григорьевич с Гришей прямо с утра отправились по делам, начали с того, что отправились к Саше.
Сашу не застали, но соседка рассказала, что осенью сорок первого, когда театр эвакуировали, Саша остался в Москве и записался в ополчение, но больше ей о нем ничего не известно, ни писем, ни других сообщений на его адрес не приходило. Гриша расстроился, но Илья Григорьевич попробовал его успокоить, сказав, что главное в том, что нет плохих известий и нужно спросить Арсения, может быть, он знает о Саше, может даже переписывается с ним. Это немного успокоило Гришу, и он решил сегодня же написать письмо Арсению.
От Саши они отправились в отделение милиции, там получили подробную инструкцию о том, что следует делать, чтобы вновь стать полноправными москвичами. После этого Илья Григорьевич отвел Гришу домой, а сам отправился по инстанциям.
Вернулся он к обеду. Обед был очень скромный и состоял из запасов, привезенных из Саранска. Илья Григорьевич сразу объявил, что оставшиеся запасы следует экономить, поскольку потребуется время, чтобы оформить все необходимые документы и получить продовольственные карточки. Он сразу же обратился к Анастасии Георгиевне:
— Настенька, милая, тебе придется немедленно выйти за меня замуж. Это не только составит мое счастье, но и позволит прописать тебя в этой квартире и, что тоже важно, даст право получать продовольственные и промтоварные карточки.
Анастасия Георгиевна пожала плечами:
— Жуть какая-то. Из всего тобой сказанного получается, что я должна идти замуж, чтобы не умереть с голоду.
— Жаль ты не заметила, что я расставил приоритеты: первое: то, что твое замужество составит мое счастье, остальное вторично, но является условиями теперешней жизни.
— Ладно, убедил. Что будем делать?
— Оденемся красиво, пригласим Анну, Гришу и Амалию Францевну, и отправимся в ЗАГС. К сожалению, почти все рестораны в Москве закрыты и мой любимый на Чистых прудах тоже, поэтому отметим это событие, чем бог подаст, у себя дома.
По возвращении из ЗАГСА, Илья Григорьевич, достал из книжного шкафа, сохранившуюся еще с довоенного времени бутылку вина, Амалия Францевна принесла давно засохшее печенье, заварили припрятанный с лучших времен кофе и пировали тем, что удалось найти в доме. Очень сожалели, что настройщик не успел поработать с пианино, пришлось обойтись патефоном. Танец жениха и невесты все же состоялся, но спеть на французском Амалии Францевне не довелось.
На следующий день хлопоты продолжились, Анастасию Георгиевну прописали пока временно, поскольку была не закрыта постоянная прописка в Саранске, но в Исполкоме пошли навстречу и включили ее в списки на получение карточек на следующий месяц. Здесь сыграло роль, кстати, полученное Свидетельство о браке.
Илья Григорьевич поднял все возможные старые связи, пытаясь найти какую-нибудь подработку, но все его попытки получить прямо сейчас хоть небольшой заработок, ограничивались сочувствием тех, к кому он обращался. Однако знающие люди советовали не отчаиваться, поскольку ожидалось, что уже в сентябре в Москве будет открыто чуть ли не до тридцати ресторанов, списки, правда, еще не окончательно утверждены, но готовиться к этому уже пора. Илья Григорьевич воодушевился и начал собирать команду музыкантов для создания небольшого оркестра.
Начиналась работа, о которой он мог только вспоминать после начала войны: выбор солистов и репертуара, создание партитур, поиск помещения для проведения репетиций. Здесь конечно была определенная моральная закавыка. Все это совсем не соответствовало военному времени и жизни москвичей в условиях распределительной карточной системы, но открытие ресторанов — это, по всей видимости, осознанное решение властей и, почему бы простому музыканту не воспользоваться возможностью получить работу и таким образом поддерживать семью?
Размышления Ильи Григорьевича на эту тему быстро прекратились, как только стали иссякать запасы продовольствия, привезенные из Саранска, а до получения и использования продовольственных карточек оставалось еще немало времени.
Так или иначе, трудный период преодоления бюрократических процедур и восстановления статуса москвичей у семьи Панариных все же в скором времени завершился. Илья Григорьевич создал свой оркестр и начал работать с ним в маленьком коммерческом ресторане в центре Москвы. Гриша в сентябре пошел в школу, Анна дождалась возвращения киностудии «Союздетфильм» из Сталинабада и восстановилась на работу. Анастасия Георгиевна привыкала к жизни в столице и вела домашнее хозяйство, в конце года они с Ильей Григорьевичем съездили в Саранск, расстались с квартирой и имуществом, попрощались с друзьями, знакомыми и городом и, вернувшись в Москву, Анастасия Георгиевна получила постоянную московскую прописку.
Сорок четвертый год встречали совсем с другим настроением, чем прежние военные годы. Фронт постепенно приближался к границам СССР, Москва оживала, из эвакуации возвращались учреждения и предприятия, налаживалась работа транспорта, на улицах стало много больше прохожих. Особенно многолюдно бывало на улицах и площадях, когда гремели салюты в честь освобождения очередных городов и