своей самой надежной крепости, Господе, и в Господе он обрел уверенность в святости, небесном заступничестве и бессмертии Ордена. Теперь он считал, что может приносить пользу братьям только примером и молитвой, а слово и прямое руководство должны оставаться в прошлом. Левое крыло Круглого Стола способствовало ослаблению его тесной внутренней связи с братьями. Дух несогласия, который он ощущал или предчувствовал на монашеских собраниях, усиливал в нем внутреннюю дрожь и готовность понести побои: именно эти чувства, продиктованные натурой и смирением, он испытывал, прежде чем заговорить. Но он не замечал, что обаяние его личности уничтожает все раздоры, что эта тайная боязнь враждебного отношения освещает его лицо детской робостью, столь редкой даже у истинно добрых людей и придающей его совершенству особую прелесть. Впрочем, все это наблюдали другие; у него в душе оставалась боль.

Если кто-нибудь из братьев говорил ему, что он должен вернуться к руководству Орденом, святой Франциск отвечал: «Братья имеют правило, они поклялись соблюдать его, и я, как и они, поклялся его соблюдать. Так что они знают, что должны делать и чего должны избегать, а мне остается только наставлять их делами».

Так он отходил от своего детища, а поскольку его идеи кристаллизировались в правиле, он подчинялся правилу, как высшей воле, к которой собственная воля уже не имеет никакого отношения.

С другой стороны, министры и другие раскольники выполняли свою особую роль, отстаивая права здравого смысла. Противодействие, угнетающее душу святого Франциска, было необходимо, чтобы придать историческую значимость идеалу, который в ином случае мог промелькнуть, не оставив следа. И если его идеал выжил, несмотря на сопротивление, если, более того, он приноровился к противодействию, в результате чего явился на свет шедевр человеколюбия и святости — правило миноритов, — то произошло это благодаря мученичеству воли, которое святой Франциск претерпел, прежде чем заслужить стигматы.

СКОРБЬ СВЯТОГО

Разногласия среди братьев и расслоение идеала были источником скорби, возвышенной скорби, но святой Франциск терпел ее, не сосредотачиваясь на ней и даже отбрасывая ее с помощью Божьей. Однако в иную скорбь он углублялся непрестанно: это было покаяние в совершенных грехах и во всех, даже крошечных недостатках, в коих он себя уличал. Неверность Богу страшно удручала его.

Но покаяние само по себе не исчерпывало его способности к страданию, ибо, в конечном счете, немощи свои, как и все прочее, Франциск отдавал полностью во власть милосердия Божьего. Не было в нем жалости к себе, свойственной людям, которые молясь, думают всегда только о себе, и уповают на то, чтобы ощутить прощение, мир и особое расположение Всевышнего.

Другая скорбь заполняла его с тех пор, как Распятый говорил с ним в Сан Дамиано. Эту скорбь очень немногие могут понять: мало кому удается освободиться от самого себя, мало кто живет верой и переживает Евангелие, как живую реальность. Речь идет о скорби по страстям Христовым. Святой Франциск о них размышлял непрестанно и испытывал такую боль, что хотел стать Им, пострадать, как Он, а поскольку сделать этого не мог, пытался подражать ему в смирении, терпении, любви к ближнему. Мысль о Распятом, его главная мысль, заставляла его плакать открыто, так обильно, что он выходил из усиленной молитвы с распухшими и окровавленными глазами. Когда в ходе лечения болезни, принесенной из Святой Земли, врач запретил ему плакать, святой Франциск сказал: «Зрением обладают и люди, и мошки, но мы — люди и не должны терять способность видеть свет вечный. Зрение не дается духу для пользы телесной, напротив, оно дано телу силой духа и для пользы духовной. Я бы желал скорее потерять глаза телесные, чем воздержаться от плача, ибо плач очищает око духовное и позволяет ему лицезреть Господа».

Это был плач любви к Богу, это была скорбь по скорби Христовой. Как же пришел он к этой скорби, которую нам так трудно осмыслить? Подчиняя и почти уничтожая все эгоистические чувства, даже те, что заслуживают оправдания, творение помогало ему убеждаться в доброте Бога и Его особой нежности к нему, потому что прекрасные вещи свидетельствовали: «Господь тебя любит», а неприятные вещи вопрошали: «А ты любишь Гопода? Если любишь Его, сумей потерпеть нас, мы здесь, чтобы тебя испытывать». Но, главное, его привело к этой необычайной скорби то, что он желал и просил любви Божьей. Святой Франциск осознавал все величие дара любви Божьей настолько глубоко, что менялся в лице, когда об этом даре при нем заговаривали, и о чем бы его не попросили во имя той любви, он, тут же выполнял просьбу. Гнаться за призрачным счастьем, принимая видимое благо за абсолютное, — мучительный удел всех людей; чувствовать больше, чем можно выразить — мучительный удел поэта; гореть желанием стать совершенным и познать Бога — мучительный удел святого; любить, не будучи любимым — мучительный удел Христа.

Как истинно любящий человек, святой Франциск хотел страдать страданиями любимого.

НА ВЕРНЕ

Святой Франциск особо почитал св. Михаила Архангела, и в его честь он соблюдал особый пост, сопровождаемый молитвой, с пятнадцатого августа до двадцать девятого сентября, на которое и приходится праздник св. Михаила Архангела. В 1224 году, когда, постоянно продвигаясь вперед по пути святости, он достиг такой высоты, что его тело и душа жили только с Богом, и величайшая скорбь для него отождествлялась с совершенной радостью, когда, устранившись даже от дел Ордена, он думал уже лишь о подготовке к смерти, он решил провести праздник Успения и пост св. Михаила на Верне, дикой горе, подаренной благочестивым графом Орландо. Он избрал трех спутников: брата Массео, брата Анджело и брата Леоне; назначил гвардианом и старшим брата Массео, самого сведущего в практических делах, и сказал: «В этом походе мы будем соблюдать обычай, т. е. читать положенные молитвы, говорить о Боге или хранить молчание, и не будем думать о еде, питье и сне. И только когда придет время позаботиться о ночлеге, мы вкусим немного хлеба, остановимся и отдохнем в том месте, которое Господь для нас приготовит».

Братья, привыкшие к такого рода путешествиям, приняли предложение учителя, перекрестились и отправились в путь. В первый вечер все было хорошо, они нашли приют в обители у братьев, но во второй они, усталые и голодные, попали под дождь и укрылись в заброшенной церкви. Здесь трое братьев сразу же уснули, но наставник продолжал бодрствовать. Бесы мучали его самыми разнообразными искушениями и скорбями, а он стойко переносил это нападение и благодарил Бога, потому что считал, что