— Азазель? — Он вроде бы удивился,потом лицо его посуровело. — Падший ангел. Враг бога. У меня нет книги, выможете перевернуть дом снизу доверху, но ничего не найдете. И скажитеэтим, — он кивнул в сторону окна, — зря стараются. Евангелия здесьнет.

— А где оно? — вкрадчивопоинтересовалась Анна. Он вновь закрыл глаза и победно улыбнулся.

— Вы совершенно напрасно насподозреваете, — рассердилась я, взглянула на Анну и растерянно замолчала,я уже не была уверена, что ей известно только то, что знала я. Я ни в чем не былауверена.

— Если глухонемой — Хранитель, книга,скорее всего, исчезла вместе с ним, — спокойно заметила Анна,выпрямляясь. — И вы нам просто голову морочите, хотя прекрасно знаете, гдеон.

— Не знаю, — отозвался НиколайИванович.

— А если он из этих, — кивнула она всторону окна, — то вы наверняка убедились в ее сохранности, то есть в том,что к нему в руки она не попала. И не попадет.

Признаться, эти ее слова здорово менянапугали. Прибавьте к этому ее странное поведение в парке…

— Я совершенно ни в чем не уверен. Яопасаюсь за свою жизнь. Вот и все.

— И при этом открыли нам дверь?Малознакомым людям?

— Я… я беспокоился… совершенно невозможнопонять, кто на чьей стороне. А вы мне понравились. Теперь вы вольны вызватьмилицию, открыть дверь этим или уйти отсюда, предоставив меня своей судьбе.

— Если вы беспокоитесь за свою жизнь,значит, надо звонить в милицию, — сказала я, у меня уже голова шла кругом,но кое-какие остатки здравого смысла все же остались.

— И тем самым сократить своюжизнь, — саркастически усмехнулся он.

— Я ничего не понимаю, — сказала я вотчаянии.

— Хорошо, мы уйдем, — кивнула Анна ирешительно направилась к двери. Я замешкалась в растерянности.

— Ступайте, — сказал мне Платонов имахнул рукой, вроде бы прощаясь.

— Ничего не понимаю, — повторила я,но пошла за Анной.

Мы покинули дом, замерли на крыльце,дожидаясь, когда щелкнет замок. Я услышала какой-то скрип, возможно, такскрипело колесо инвалидного кресла. Мы выбрались на улицу, Анна проверила,захлопнулась ли калитка.

— Идем в машину, — хмуро сказалаона.

Из узкого переулка показался тип в черном,лицо его скрывали большие очки от солнца, он быстро приближался к нам, но вдругзамер. Он выглядел совершенно нелепо, точно кукла, у которой внезапно кончилсязавод.

— Быстрее, — позвала Анна, дваждыповторять ей не пришлось. Очень быстро мы добежали до машины, я боялась, чтоона не заведется или колеса окажутся спущенными, но нам позволили уехать.

Однако, оказавшись в трех кварталах от домаПлатонова, я притормозила и решительно повернулась к Анне:

— Что происходит, черт возьми?

— Я же тебя просила, — поморщиласьона.

— Извини, я забыла, что его не стоитпоминать напрасно. — Мне казалось, что я говорю язвительно, но голоссрывался от гнева, беспокойства и обиды. — Ты мне объяснишь, что происходит? —повторила я.

— С чего ты взяла, что мне известно болеетого, что знаешь ты? — усмехнулась Анна.

— Похоже, ты прекрасно ориентируешься впроисходящем.

— Да? Это иллюзия.

— Ты говорила с ним со знанием дела.

— Я делала вид, что все прекраснопонимаю. Это разные вещи.

— Моих знаний не хватает даже на то,чтобы сделать вид, — заметила я с обидой.

— Старик мне сразу не понравился. Онрассказал нам о Хранителях и даже намекнул на глухонемого. Помнишь, все этиколдуны из Трансильвании и бог знает откуда появившиеся монахи. Он отправил насв Шахово, где мы едва не оказались в ловушке. А теперь глухонемой исчез, изаписку нам вроде бы написал он.

— А что, если он и засов открыл? —озарило меня. — Только как он мог оказаться в Шахове? Вряд ли у него естьмашина, хотя машина не проблема для такого человека. Но если джип возле доматот самый, что мы видели в Шахове, значит, уезжал на нем не глухонемой, а,скорее всего, тот, кто нас запер. А где был он? Прятался в развалинах? И где-тоу него была спрятана машина, тоже джип… но он не мог предупредить парня настанции, ведь он же глухонемой.

— Человек, который не говорит, необязательно немой. А те, что сидят в джипе, не обязательно враги, а старик необязательно жертва, — монотонно проговорила Анна. — Я выдвинула однуиз версий, показавшуюся мне наиболее логичной, а он ее подтвердил. Вот толькопочему? Потому что я угадала или он хотел, чтобы я так думала?

— Анна, ради бога, я сейчас сойду с ума.Все это замечательно, наши догадки и прочее, но там остался беспомощныйинвалид, а рядом какие-то подозрительные типы. Если мы не сообщим в милицию…

— Старик — зло, — жестко сказалаАнна, и лицо ее мгновенно изменилось, стало мрачным, подбородок отяжелел, аглаза смотрели не мигая, точно она видела то, что было недоступно мне.

— Час от часу не легче, —усмехнулась я, но уверенности в моих словах не было. Я приглядывалась к Анне сзатаенной робостью. — Что значит зло?

— Я не могу объяснить, —встряхнувшись, ответила она и, поглядев на меня, улыбнулась. — Я просточувствую. От него исходит зло. Иногда я это вижу. Точно фиолетово-черные лучи.У него видела. Пальцы светились фиолетовым цветом, не зря он их прятал. Я незнаю, кому он служит, но он зло. А может, и не служит, может, ему служат. Мы стобой, к примеру. Он ведь великий путаник.

— А вот сейчас как позвоню Олегу… —разозлилась я.

— Позвони. Я что, против? — Онаустало откинулась на сиденье и закрыла глаза.

С минуту я молча разглядывала ее лицо, потомспросила гораздо спокойнее:

— Что будем делать?

— Домой поехали, — вздохнулаАнна. — Ждать дальнейших указаний.

— А старик?

— Он хотел, чтобы его оставили одного. Онодин. Поехали.

Тут я подумала, что действительно стоилоубраться отсюда подобру-поздорову, вдруг те типы передумают и решат поговоритьс нами. Мы отправились домой, приготовили обед и поели. Но покоя в душу это невнесло. Я без конца возвращалась мыслями к старику, не выдержала и позвонилаему.

Он снял трубку сразу, должно быть, онанаходилась у него под рукой.