– Извините, брякнул, не подумав, – повинился Влад.

– Я сталкер, птенчик, – произнесла она надменно и снисходительно. – Спец ничем не хуже твоего новоявленного учителя. А кое в чем и лучше него.

– А…

– И если ты вякнешь нечто вроде «разве бабы наверх ходят?», я, конечно, тебя не пристрелю, но точно покусаю, – и она широко улыбнулась, показав очень ровные и острые зубы. – Чего торчишь, столб изображая? К костру присаживайся.

Парень опустился на пол поближе к Каю и уставился на незнакомку. Посмотреть было на что. Высокая, чуть выше Кая и его самого. Серый камуфляж, похожий на тот, в котором ходят ганзейские погранцы, сидел слегка мешковато на ее стройной привлекательной фигуре, однако нисколько не портил впечатления. Пламя плясало на ее безупречном молодом, несмотря на то, что в метро она попала уже явно в сознательном возрасте, лице. Ярко-рыжие волосы пылали едва ли не ярче огня.

Она смерила его прямым взглядом больших зеленых глаз и, фыркнув, произнесла:

– Птенчик… да ты ведь меня боишься…

– Тебя все боятся, – рассмеялся Кай.

– И даже ты?

– О! Я особенно. Как дела на большой земле?

– Ну, как… – она пожала плечами. – Тебе лучше бы пока не отсвечивать в центре кольца. В Полисе ждут с распростертыми объятиями, но, насколько помню, ты не слишком в него стремишься.

Тот кивнул.

– Мне все равно пока на Фрунзенскую, – заметил он.

– На Красную линию? – удивилась Мара. – Чего ты забыл у этих упырей?

Симонов вздрогнул, но вовремя взял себя в руки. Перечить новой знакомой точно не следовало: не закончилось бы это ничем хорошим и, наверняка, пагубно отразилось бы на здоровье.

– Ты ведь знаешь мою позицию, – сказал Кай. – Для меня и Красная линия, и Ганза, и Рейх мазаны одним миром. А Полис… он всего лишь видимость волшебной страны. Резервация либерально настроенной интеллигенции, цепляющейся за давно отжившие ценности.

– Да знаю я тебя, знаю, не начинай, – махнула рукой на него Мара и потянулась к своему рюкзаку. – Вот у меня здесь колбаса есть и сало. Угощайтесь.

Знакомство, начавшееся не слишком радушно, постепенно перетекло в новую фазу. Влада накормили от пуза, мотивируя тем, что на такого костлявого никогда не посмотрит никто приличный. От костра пыхало жаром. Мгла вокруг казалась уютной, и его очень скоро начало клонить в сон.

Дрема была легкой и приятной. Виделось что-то удивительное и сказочное, а вокруг словно бы шумел ночной лес, как его описывали в книгах, шелестел в листве ветер и где-то очень-очень далеко ухал филин.

– Мара…

– Ладно тебе, Кай, спит он. Ты чего же, мальчишки вдруг застеснялся? – в ее голосе недоумение мешалось с лукавым заигрыванием и озорной подначкой.

– Я? Мне-то чего? – тихо фыркнул Кай. – Мне только расстегнуть.

– Здесь?

– М… да… – едва слышным стоном.

Щекам стало жарко и сквозь сон, и само сновидение вмиг сменилось чем-то душным и томным.

– Кай… а ты вот сюда надави. Да!.. Только ты умеешь, как… нужно…

– Ты мне льстишь, – прошептал сталкер и шумно вздохнул. – Ты тоже… весьма…

«Утро» наступило быстро. Парень выспался так, как давно уже не случалось, сладко потянулся, открыл глаза.

Костер за ночь потух, остались лишь краснеющие угольки. Но главное, исчезла его новая знакомая. И вещи ее – тоже. Словно и не было. Будто Владу она лишь привиделась.

– Доброго утра, – поприветствовал его Кай, тоже отдохнувший и довольный.

– А…

– Мара ушла два часа назад, сказала, что будить тебя ей жалко. Просила чмокнуть от нее в знак прощания, но я, извини уж, предпочту воздержаться от подобного проявления чувств, – сообщил сталкер и рассмеялся.

– А она действительно… – начал было парень.

– Вне всяких сомнений. Она возглавляла первые группы, начавшие выходить на поверхность сразу после Катаклизма, – покивал Кай. – Я, как тебе известно, ликвидатор, а Мара у нас – целый профессор биологии, генетик. Кандидатскую, правда, защищала уже в Полисе. Потому мне не удивителен ее интерес именно к Чертановской.

– И вы… вместе? – Влад не успел прикусить язык. – Извини.

– Хорошие друзья, – ничуть не смутившись, ответил Кай.

– Ты в Мару влюбился, что ли? Она, надо признать, умеет очаровывать.

– Я вовсе не…

– Дружеские отношения всяко приятнее семейных, – заметил Кай. – В отношении обоюдного удовольствия – тем паче.

Симонов кивнул, хотя и не понял. На Нагатинской спали друг с другом в основном лишь устоявшиеся пары. Женщины строили глазки и флиртовали, но опасность случайного залета висела над каждой дамокловым мечом. Удивительно, что Мара об этом не думала. Или, может быть, она, наоборот, хотела ребенка?..

– Что-то ты снова не о том задумался, – заметил Кай. – Нам здесь еды оставили. Позавтракаем и отправимся дальше, если ты не против.

Парень не был против.

– А если с ней что-нибудь случится на этой чертовой станции? – спросил он.

– То я отправлюсь ее разыскивать. Ты со мной?

– Да, конечно! – ответил Влад раньше, чем вспомнил о намерении остаться на Фрунзенской.

«Вот почему люди как люди живут, а со мной случается все, словно по закону подлости? – размышлял Влад, глядя, как бритоголовый фашист в темном облачении и в кепи суетится возле наспех разведенного костерка. – Кай словно в воду глядел, затевая тот разговор про невмешательство».

Чиновник не соврал, пересказывая слухи. В кои-то веки те не преувеличивали.

Они не наткнулись на ватагу головой ушибленных мордоворотов – повезло. Хоть Кай и утверждал, будто сталкерам ничего не угрожает, но Владу не слишком в это верилось. Пятеро фашистов, отставших от основной группы (Ганс говорил, та насчитывала человек тридцать), выпрыгнули на них из темноты, подобно кровожадным мутантам.

Вспоминая их встречу, парень одновременно и ругал себя за отсутствие должной реакции (а если бы действительно напали твари, неужели так и завис бы с открытым ртом, безропотно позволяя себя сожрать?), и радовался ей. Ведь если бы он схватился за автомат и дал очередь в грудь ближайшего идиота, то наверняка подставил бы Кая, да и прочих сталкеров, в число которых теперь входил. Доказывай потом, что не верблюд трехгорбый, и они сами напросились.

Впервые Симонов видел улыбающихся фашистов. Напавшие на Фрунзенскую, а потом ведущие пленников через туннели до Чеховской выглядели какими-то нелюдями с каменными грубыми лицами и пустыми взглядами. Эти же, если не принимать во внимание форму и нашивки с треугольной свастикой на рукавах, могли бы сойти за жителей любой станции. Те же ганзейские патрули, по сути, не слишком от них и отличались: камуфляж серый, автоматы укороченные, на голове – похожие головные уборы. Подумаешь, лысые? Мало ли сейчас людей, бреющихся под ноль по вполне прагматичным причинам? Личную гигиену, в конце концов, никто не отменял, а за шевелюрой ухаживать надо.