Многие офицеры заулыбались. Волна оживления затронула даже капитана Жубера. Только Шалло, похоже, не разделяла всеобщего восторга.

– Продолжим, – сказал Макинтош, введя в терминал еще несколько команд. – Как вы знаете, командование пожелало найти для вторжения относительно спокойную зону – чтобы мы не наткнулись на подавляющие силы манти, – но в то же время достаточно важную, чтобы привлечь их внимание. И, похоже, – он с улыбкой ввел последнюю команду, – у них получилось.

Над столом появилась новая голограмма, и Жискар заметил, что гражданка коммандер Тайлер, впервые увидев предполагаемое оперативное пространство, резко выпрямилась в кресле. Правда, острой была не только ее реакция. Из присутствующих лишь сам Жискар, Причарт, Жубер и Макинтош заранее знали, где будет разворачиваться операция «Икар», а когда информация стала всеобщим достоянием, у многих непроизвольно сузились глаза и поджались губы.

В не слишком плотном звездном скоплении выделялись красные точки, обозначавшие базы КФМ и системы, входившие в Мантикорский Альянс, но ярче всего полыхала одна звезда: Василиск. Терминал Мантикорской туннельной Сети, тот самый, где почти четыре стандартных года назад началась война.

– Высшее командование предоставляет нам достаточную свободу в выборе порядка нанесения ударов в указанной зоне, однако основной план предписывает приступить к действиям здесь (в контуре засветилась стрелка курсора), а потом двинуться в этом направлении....

Курсор пополз наверх, неуклонно продвигаясь сквозь звездную россыпь к Василиску, и Жискар, откинувшись в кресле, стал слушать так же внимательно, как и самый младший офицер из его штаба.

* * *

Совещание завершилось спустя два часа. Когда участники уже расходились, гражданка комиссар Причарт неожиданно обратилась к Жискару:

– Гражданин адмирал, мне хотелось бы поговорить с вами. С глазу на глаз.

Кое-кто из офицеров вздрогнул, и не потому, что в ровном голосе комиссара прозвучал хотя бы намек на угрозу, а потому, что за все прошедшее время она не проронила ни слова. А ведь известно, что народные комиссары не отличаются чрезмерной молчаливостью: их работа отчасти заключается в том, чтобы никто ни на миг не забывал о постоянном присутствии Госбезопасности как недремлющего стража интересов народа. Что позволяло предположить: либо сам адмирал Жискар, либо кто-то из его офицеров перешел черту дозволенного, и гражданка Причарт вознамерилась пресечь крамолу в корне.

– Разумеется, гражданка комиссар, – ответил Жискар после секундного замешательства. – Поговорим прямо здесь?

– Нет, – отозвалась Причарт, оглядев еще не успевших разойтись офицеров. – Может быть, в вашей каюте? – предложила она, со своей стороны.

– Как вам удобнее, гражданка комиссар, – откликнулся Жискар со спокойствием, вызвавшим у его новых подчиненных смесь восхищения и трепета.

– Гражданин капитан Жубер, – сказал он напоследок, – я жду вашего доклада – и докладов гражданина коммандера Макинтоша и гражданина лейтенанта Тадеуша – в четырнадцать-ноль-ноль.

– Есть, гражданин адмирал, – почтительно поклонился начальник штаба, однако взгляд его едва заметно метнулся к Причарт.

Гражданка комиссар оставила этот взгляд без внимания, и Жубер повернулся к Макинтошу. Жискар между тем с легким поклоном указал на выход из помещения и невозмутимо произнес:

– После вас, гражданка комиссар.

У каюты Жискара не было поста часового, какой полагался бы офицеру его ранга на любом мантикорском корабле. От этой «аристократической привилегии» старшим офицерам Народного флота было предписано отказаться, и в настоящий момент Хавьер Жискар был этому только рад. Отсутствие часового означало отсутствие лишней пары глаз, которые следили бы за его приходами и уходами. Впрочем, для большинства подчиненных тот факт, что адмирала сопровождала главный шпион и политический диктатор «Саламис», с лихвой компенсировал отсутствие рядового соглядатая.

Но они ошибались. Или, наоборот, были совершенно правы, но отнюдь не в том смысле, какой вкладывали в происходящее сами. Отношения Жискара с его политической надзирательницей были не совсем такими... а точнее, совсем не такими, какими они виделись сослуживцам.

Едва ступив за порог, Причарт достала из кармана миниатюрный пульт дистанционного управления, нажала кнопку и, когда люк за ними плавно закрылся, облегченно вздохнула.

– Слава богу, это закончилось! – сказала она, отключила со своего пульта контролировавшие каюту Жискара приборы наблюдения, повернулась и раскрыла ему объятия.

– Аминь! – страстно произнес он, и их губы слились в жадном поцелуе.

Сила этого чувства продолжала удивлять его, и даже больше, чем раньше, ибо вспыхнувшая между ними два стандартных года назад, в пору злосчастного провала Силезской операции, страсть с тех пор лишь разгоралась жарче и жарче, словно пламя любви старалось развеять сгущавшиеся над ними тени. Случись кому-то в руководстве БГБ узнать об этой недопустимой, преступной связи, судьба обоих любовников была бы ужасной. Возможно, эта история получила бы огласку, и их публичная казнь послужила бы примером для прочих агентов БГБ, которым надлежит помнить, что они приставлены к офицерам для надзора и контроля, а не для любовных шашней. При ином раскладе он и она могли просто исчезнуть: в конце концов, стоит ли делать общим достоянием тот факт, что преступникам удавалось так долго сохранять свое злодеяние в тайне?

Жискар понятия не имел, какое решение предпочел бы Сен-Жюст... и узнавать ему не хотелось. И без того им с Причарт приходилось вести сложную и отчаянно рискованную игру, исполняя свои роли с изощренностью, которая посрамила бы любого драматического артиста. Это давалось им нелегко, однако иного выхода у обоих попросту не было.

Прервав, наконец, поцелуй, она со стоном откинулась его объятиях. Ее лучезарная улыбка парализовала бы любого кто знал Причарт лишь в обличье народного комиссара, чьи холодные топазовые глаза надзирают за каждым шагом окружающих с расчетливой скрупулезностью палача. Три с половиной стандартных года назад, при первой встрече, Жискар тоже был обманут этой маской и в глубине души до сих пор удивлялся способности Элоизы к преображению.

– Я так рада, что мы вернулись в космос, – со вздохом сказала она, обвив его талию рукой и положив голову ему на плечо.

Он крепко прижал ее к себе, и они направились к стоявшей напротив письменного стола маленькой кушетке. Опустились на нее, и Хавьер припал губами к ее волосам. Сладкий аромат заставил затрепетать его ноздри.

– Я тоже, – отозвался ой, – и не только потому, что это значит, что мы не занесены в «черный список».

Он снова поцеловал ее, и она рассмеялась. Смех ее был чистым, звонким и мелодичным – и этому он тоже не уставал удивляться. Он звучал светло и заразительно – это при ее-то профессии и репутации, – и для Хавьера было самым драгоценным слышать, как он возникает вот так, ни с того ни с сего.