Дейдре щелкнула пальцами у него перед носом.

– Колдер, очнитесь! Сейчас не время ревновать! Говорю вам, Баскин напал на меня! Он влез ко мне в спальню через окно, вскарабкавшись по дереву, черт побери! Он думает, что мы любим друг друга, что я могу спасти его от какой-то тьмы или чего-то в этом роде… – Она закатала рукава платья. – Смотрите, что он со мной сделал!

И Колдер посмотрел. Те самые пресловутые синяки действительно нельзя было не заметить. Четко очерченные, в форме мужских ладоней, черно-синие, на каждом предплечье. Колдер медленно протянул руку и накрыл их осторожно своими руками – палец к пальцу.

Руки Колдера оказались много крупнее. И тогда, несмотря на тревогу и страх, внутри у него что-то отпустило. Эти синяки не его рук дело.

И только после испытанного облегчения Колдер подумал о том, что оставлять на теле женщины такие вот следы, по меньшей мере, жестоко.

– Ему пришлось применить силу. Вы с ним боролись?

– Конечно, я пыталась отбиться! Но я ничего не могла с ним сделать, совсем ничего! Он был вне себя, я же вам говорила!

Итак, подозрения его не подтвердились, разводиться с женой не придется, и это хорошо. Плохо то, что его дочь по-прежнему была не с ним, а в руках безумца. Если бы он доверял Дейдре, то никогда бы не потерял Мегги.

И Дейдре тоже это понимала.

– Вы думаете поехать туда?

Колдер забрал у нее записку и аккуратно ее сложил.

– У меня нет иного выбора, кроме как поехать к нему на встречу, но без вас. – Он открыл дверь и крикнул в темноту: – Фортескью, готовь коляску! Я сам буду за кучера.

Дейдре выбежала за дверь и встала у него на пути.

– Я должна поехать. Он ожидает меня, и я могу с ним поговорить. Он меня послушает, ведь он меня любит.

Колдер нежно прикоснулся к синяку на предплечье.

– Он вчера вас слушал? – спросил он и, не дожидаясь ответа, стал спускаться к дороге. – Фортескью, ее светлость будет ждать меня в доме. Ясно?

– Да, милорд.

– Колдер, что вы намерены делать? – Дейдре хотела было броситься следом за мужем, но подоспевший Фортескью остановил ее, схватив за юбку. – Колдер! Колдер!

Мистер Стикли, мирно спавший в своем небольшом, но вполне респектабельном лондонском доме, проснулся от оглушительного стука в дверь.

Он рывком сел и в тревоге огляделся.

– Что, пожар?

Прислушавшись, Стикли узнал голос того, кто ломился к нему в дом. Его партнер был вдрызг пьян.

– Сти… ик… ли…

Стикли неохотно покинул постель и пошел открывать своему пьяному партнеру, опасаясь, как бы соседи не послали за ночным сторожем.

Вулф не бывал у него в гостях много лет. Кажется, в последний раз он заходил к нему в гости лет эдак двадцать тому назад. Вместе с отцом. На детский праздник, что устраивали родители Стикли.

– Как это следует понимать?

Вулф скалил зубы.

– Я замучился ждать, – растягивая слова, сообщил Вулф. – Что так смотришь? Я поймал удачу за хвост. Вот. Надо продолжать игру.

– Поймал удачу, говоришь? Тогда почему у тебя в карманах ветер гуляет? – не без сарказма поинтересовался Стикли.

– Мне много не надо. Только продержаться до следующей раздачи.

От Вулфа несло перегаром и женскими духами. Вулф брал от жизни все, что мог. Стикли брезгливо поморщился.

– Здесь у меня ничего нет. – Сказав это, он покривил душой. Правда бы звучала так: «Для тебя у меня ничего нет!»

Не было ничего удивительного в том, что Вулф, грешник со стажем, тут же раскусил праведника Стикли. Раскусил и пошел в атаку. Переход от пьяного добродушия к агрессии был мгновенным.

– Я без денег не уйду, Стикли. Я их заработал. Сам знаешь, что я для нас сделал на этой неделе.

– И что ты сделал?

Настроение у Вулфа менялось мгновенно.

– Спас нас от разорения, вот что! Леди Брукхейвен не станет герцогиней Брукмор. Без герцога нет и герцогини, так-то вот!

Стикли, который уже подумывал о том, чтобы откупиться от Вулфа малой кровью, вернее сказать, малой частью того, что держал на черный день, лишь бы пьяный партнер не дышал на него перегаром и не пачкал дорогой ковер, теперь встревожился не на шутку.

– Ты что, убил его?

Вулф надул губы, разыгрывая оскорбленную невинность.

– Я? Да я на такое не способен! – И тут же удовлетворенно хмыкнул. – Но леди Брукхейвен следовало бы быть разборчивее с кавалерами. Одурманенные любовью юнцы могут зайти слишком далеко.

Стикли похолодел.

– Брукхейвен мертв?

Вулф пожал плечами.

– Не знаю. Завтра будет ясно. – После этого он отрыгнул, и лицо его приобрело зеленоватый оттенок.

– Какова конкретно твоя роль во всем этом?

Взгляд у Вулфа сделался стеклянным.

– Я тут ни при чем, это все Баскин. Все, что требовалось, это подтолкнуть его в нужном направлении. Дать совет друга с большим, чем у него… жизненным опытом.

– Где сейчас Баскин? – взволнованно спросил Стикли.

Вулф захихикал.

– Сегодня ночью в Хэмпстед-Хит нам веселиться предстоит, – пропел Вулф. – Сначала будем убивать, потом и свадебку играть… под дулом пистолета! Мы принесем клятву перед лицом наших древних богов в священном для всех британцев месте, – продекламировал, театрально размахивая руками, Вулф. – Право же, этот парень хоть стихи писать и не умеет, зато действует с размахом!

Стикли уже не переживал за ковер. Он подбежал к столу и вытащил маленький мешочек с золотом, каких у него еще было немало припрятано.

– Держи. – Он швырнул мешочек Вулфу, который с удивительным для пьяного проворством его поймал. – Продолжай свою игру.

Стикли захлопнул дверь за довольно ухмыляющимся Вулфом, но не вернулся в постель, а полез в шкаф за одеждой. Он молился лишь о том, чтобы его вмешательство не оказалось запоздалым.

Колдер гнал лошадей, потому что до полночи оставалось всего несколько минут. Город не спал: проезжая часть была запружена экипажами. Кучера развозили господ по домам из гостей, театров, музыкальных салонов. Но едва престижный Мейфэр оказался позади, улицы опустели, и кони помчали во весь опор.

У въезда в лес под названием Хэмпстед-Хит Колдер притормозил: пусть кони отдохнут. Баскин назначил ему встречу на перекрестке, и действительно через лес проходили две дороги, хотя дорогами их можно назвать с натяжкой. Скорее, тропинки, протоптанные любителями пикников.

Впереди замаячила одинокая фигура мужчины.