– Ди! – воскликнула Мегги и, усевшись на скамейку, развернула листок. Почерк был витиеватый, и читать его было нелегко. Письмо написала не Ди, а тот мужчина, которого Ди так нравилось принимать, тот самый, что рассказал ей о происхождении выщербины на каминной полке.

«Леди Маргарет, если вы сегодня придете в Гайд-парк, чтобы вместе со мной покормить лебедей, я вам все расскажу про вашу дорогую матушку и о том, почему ваш отец виновен в том, что с ней случилось и с нашей общей любимицей Д.

Ваш тайный друг, Баскин».

Мегги сразу поняла, о какой их общей любимице идет речь: Д – это Ди. И ей сразу вспомнились синяки на руках у Ди и выщербина на каминной полке в спальне ее матери. И еще она вспомнила о том, что отец так и не ответил на ее вопрос.

Гайд-парк – приятное место. Как раз позавчера она ходила туда с Патрицией, и они ели фруктовый лед и кормили на озере лебедей хлебными крошками. И парк этот был совсем близко.

Мегги свернула записку в маленький прямоугольник и сунула в карман. Никто не смотрел за Мегги, потому что Патриция уехала вместе с Дейдре.

Мегги посмотрела на затянутое облаками небо. Трудно сказать, сейчас поздно или рано. Мегги уже поужинала, так что очень рано быть не могло. Если она не поторопится, то может и не застать мистера Баскина в парке.

Мегги взглянула на Дурашку – лучшего имени для котенка она не придумала. Дурашка в чем-то измазался и сейчас, не дожидаясь, пока Мегги составит ему компанию, направился на кухню. Дурашка был не так уж глуп, потому что он знал, что кухарка непременно угостит его молоком.

А Мегги уже со всех ног бежала совсем в другую сторону.

– Мегги, Мегги, выходи немедленно! – Колдер, стоя на коленях, заглядывал под кровать Дейдре. Колдер был не на шутку встревожен. Слуги обыскали весь дом, включая подвал и чердак, заглянули под каждый куст в саду, но Мегги нигде не было.

Дочь злилась на него. Еще как злилась! Она скучала по Дейдре и в силу своего возраста не могла понять, почему та сбежала. Впрочем, сам Колдер тоже не вполне понимал, что происходит.

Мегги могла бы отправиться к Дейдре, но путь туда был неблизкий и опасный. Мегги могла случайно попасть под колеса экипажа, но и могла стать жертвой грабителя. О худшем Колдер даже боялся думать. Да и знала ли Мегги дорогу до Примроуз-сквер? Она ведь там ни разу не была.

Но Колдер слишком хорошо знал свою упрямую дочь, чтобы думать, что ее остановит такой пустяк, как незнание дороги.

– Фортескью! – крикнул Колдер, выходя из комнаты.

Фортескью тяжело дышал и был покрыт пылью, но явился на зов немедленно, как всегда.

– Слушаю, милорд.

– Готовь карету. – Может, стоило бы просто отправить конюха? Так было бы быстрее. Нет, Колдер должен был поехать сам, потому что мог увидеть Мегги по дороге. – Я намерен искать ее у леди Тессы.

– Да, милорд. Хорошая мысль, милорд.

– Тем временем пусть слуги еще раз обыщут сад.

– Но мы уже дважды обыскали сад, милорд.

– Значит, вы сделаете это в третий раз, Фортескью. Где-то же она должна быть!

Колдеру пришлось ждать карету не больше пяти минут, но и это время показалось ему вечностью. Темнело быстро, и при мысли о том, что может случиться с дочкой ночью в городе, где и днем далеко не везде и не всегда безопасно, Колдера пробирал такой страх, какого он в жизни не знал.

В том, что случилось, он винил себя, только себя. Если бы он меньше беспокоился о своем разбитом сердце и больше думал о чувствах дочери, если бы дурацкий кодекс чести не связал его по рукам и ногам, он бы все сделал, чтобы вернуть Мегги мачеху, которую она так любила.

Если теперь он потерял еще и Мегги…

Колдер искал глазами дочь, выглядывая из окна кареты, но Мегги нигде не было. Не успела коляска остановиться на Примроуз-сквер, как Колдер выпрыгнул из нее и уже через мгновение колотил в дверь.

Нерасторопный дворецкий леди Тессы открыл дверь далеко не сразу.

– Ты уволен, – рявкнул Колдер. – Мегги! Мегги!

– Вы не можете меня уволить, я не работаю на вас! – возразил дворецкий, но сник под взглядом Колдера и попятился, бормоча: – Ходят тут всякие, лупят в двери, то им одна леди нужна, то другая… Нет у нас Мегги!

Колдер его не слышал.

– Мегги!

Прибежала Дейдре, следом за ней Софи.

– Колдер, что случилось? Что с Мегги?

По лицу Дейдре Колдер понял, что Мегги в этом доме не было. От ужаса стало трудно дышать.

– О, боже! Дейдре, она… пропала!

Колдер развел руками, и Дейдре обняла его, дрожащего, испуганного. Если между ними и существовали трения, то все они были забыты перед лицом настоящей беды.

К счастью, среди них троих был один человек, который никогда не терял головы. И это была Софи.

– Лорд Брукхейвен, вы должны расширить район поиска. Дейдре, надень теплый плащ. Назад в Брук-Хаус надо ехать другим маршрутом и продолжать искать девочку по дороге.

– Милорд, так я уволен?

Колдер не удостоил дворецкого даже взглядом, лишь бросил на ходу:

– Нет, если ты найдешь мою дочь.

Как только Колдер и Дейдре вернулись в Брук-Хаус, они немедленно отправили слуг искать Мегги на прилегающих к дому улицах. Колдер едва успел закрыть дверь за последним лакеем, как в нее постучали.

Открывать дверь бросились оба: Колдер и Дейдре; Фортескью дома не было, он руководил поисками. У двери стоял какой-то чумазый тип и мял в руках листок бумаги. По привычке Колдер швырнул бродяге монетку, забрав у него сложенный листок. Курьер исчез еще до того, как Колдер начал читать.

Колдер уставился на листок. Его дочь похищена! Ему и в голову не могло прийти, что такое возможно. Мегги была зла на него, она объявила ему войну и, следовательно, от него убежала. Совсем как ее мать.

Совсем как Дейдре.

Дейдре. Он обернулся к ней.

– Ваш любовник все еще хочет вас. – Он сунул ей в руку записку. Его трясло от гнева и страха.

Растерянность на ее лице выглядела вполне искренне. Затем она прочла записку.

– О, боже! О, Мегги! – Она стремительно обернулась к мужу. – Колдер, Баскин – безумец. Он опасен!

Колдер, злобно прищурившись, смотрел на нее.

– Это вы с ним вдвоем придумали, чтобы меня запугать? Чтобы добиться от меня уступки? В этом, знаете ли, нет необходимости. Я мог бы с легкостью получить развод. Пришлось бы потратиться, конечно, и скандала не избежать, от которого ни одному из нас не удастся оправиться. Зато вы бы получили своего любовника, а я – свою дочь.