– Еще как можешь.

– Да я ничего не знаю, понял? – Хейл будто увидел шанс и ухватился за него. Отчаяния в его голосе поубавилось. – Послушай. Эта болотная сучка, которую ты ищешь, когда ее продали?

– Примерно месяц назад.

– Месяц?! – Жесткий, визгливый смех – к работорговцу постепенно возвращалась бравада. – Целый месяц? Да ты сбрендил! Ты хоть представляешь себе, сколько телок проходит через мою контору каждый месяц? Думаешь, у меня нет других дел, кроме как запоминать их гребаные имена? Забудь. У тебя ничего не выйдет.

Рингил уперся ладонью Хейлу в лоб и провел острием драконьего ножа по щеке, разрезав ее до кости. Кровь брызнула во все стороны. Хейл завопил и затрепыхался. Рингил отпустил его, словно обжегшись. Почувствовал, как подергивается собственное лицо, и что-то начинает колотиться в груди. Мгновение, словно необъезженный ихельтетский жеребец, брыкалось под ним, грозя унести прочь, телом и душой. Он сунул дрожащую руку в карман, нашел набросок Шерин и развернул перед работорговцем, держа за противоположные стороны и продолжая сжимать драконий кинжал, будто тот был замысловатым украшением на конце свитка. Попытался выровнять дыхание, затем отрывисто проговорил:

– Ты мне все расскажешь. Так или иначе. Ну же. Попробуем еще раз. Вот девушка. Ты ее купил, верно?

Хейл таращился на него, прижимая ладонь к раненой щеке.

– Ты знаешь, что она бесплодна! – Рингил теперь орал и почему-то не мог остановиться. Почему-то едва сдерживался, чтобы опять не применить к Хейлу кинжал. – Ты знаешь, что у нее в жилах кровь болотников! Ты мне все про нее расскажешь, или, помоги мне Хойран, я тебе кишки пядь за пядью выпущу!

– Дело не в ней.

Рингил схватил его за горло. Набросок Шерин упорхнул прочь.

– Ты, гребаный кусок дерьма, это…

– Нет, нет, – залепетал работорговец, пытаясь разжать хватку Рингила слабыми руками. От ужаса его голос звучал еле слышно. – Не надо, не… дело не в ней.

– Какое еще дело?!

– Это не… Ты же не… Она не одна такая – их много, и ему нужны все! Он забирает их всех!

Рингилу показалось, что у него в голове что-то упало с лязгом и грохотом, как железная решетка ворот. Внезапно гнев его покинул, а взамен пришла дрожь осознания чего-то, пока безымянного. Он отпустил глотку Хейла.

– Он? Ты про двенду?

Работорговец слабо кивнул, все еще пытаясь уползти от Рингила вдоль изогнутой стены. Рингил ухватил его за халат и подтащил обратно. Наклонился ближе.

– Расскажи. – Его голос дрожал после внезапного спада ярости. В ушах раздавался шум кровотока, похожий на шуршание прибоя. – Если хочешь жить, выкладывай все. Расскажи мне про этого двенду.

– Меня убьют, если я открою рот.

– А я убью, если не откроешь, прямо здесь и сейчас. Выбирай, Терип. Двенда, что он тут делает.

– Я не знаю… – до странности угрюмо ответил Хейл. – Он говорит с кликой, не со мной. Мне просто сообщили. Любая болотная телка или такая, по которой видать, что в ней болотная кровь – отправить колдунам, чтобы проверили. Если для воспроизводства не годится, убрать в сторону. Считать, что это десятина.

– Понятно. И если кто-то придет с вопросами о таких женщинах, ты показываешь им «веселых девиц с длинными ножиками». Верно?

Хейл опустил голову, избегая взгляда Рингила. Молчание затягивалось. Кровь капала с лица работорговца на испорченный халат.

Подошел Эрил и присел рядом с Рингилом.

– Мы закончили, – пробормотал наемник. – Никто не дышит. Хочешь, чтобы я и его прикончил?

Рингил покачал головой.

– Принеси мне вон ту булаву. Нам нужен посланник. Не хочу, чтобы у Финдрича и остальных возникли сомнения по поводу того, что здесь случилось. – Он повысил голос. – Слышал, Терип?

Работорговец дернулся, услышав свое имя. Головы не поднял. Рингил наклонился и взял его лицо в ладони. Поднял с осторожностью влюбленного, и Хейл в конце концов был вынужден взглянуть ему в глаза.

– Слушай внимательно, – негромко проговорил Рингил. – Передашь это Финдричу, Снарл или кому ты там отчитываешься в вашей дурацкой клике. Скажи им, что Рингил Эскиат хочет вернуть свою кузину Шерин. Быстро, а также в целости и сохранности – это не обсуждается. Если не получу то, что мне нужно, вернусь в Эттеркаль и буду опять задавать вопросы. Поверь мне, им это не нужно, как и тебе.

Хейл рывком высвободил лицо из рук Рингила. Гнев от столь интимного прикосновения или, возможно, просто осознание того, что перспектива смерти отдалилась, будто разожгли в нем новое пламя.

– Какого хера ты меня трогаешь, – пробормотал он. – Извращенец долбаный.

Эрил молча вручил Рингилу булаву. Тот слабо улыбнулся и легонько ударил ею по ладони.

– Ты меня не понял, Хейл.

– А ты нахер спятил. – Работорговец выдавил сбивчивый смешок. – Дошло, Эскиат? Явился сюда с такими речами, как реликвия из довоенных времен, крутой малый с пристани. Не скумекал? Все изменилось – мы ведем законные дела. Ты не можешь вламываться и устраивать бардак. И пальцем не смеешь нас тронуть.

Рингил кивнул.

– Ну-ну, можешь самому себе еще раз все повторить, если от этого полегчает. А остальным скажи, что мне нужна моя кузина. Шерин Херлириг Мернас. Должны быть какие-то записи, и я оставлю тебе рисунок. Позаботься, чтобы они получили мое послание. Потому что, если мне и впрямь придется снова прийти в Эттеркаль с расспросами, обещаю – случившееся сегодня покажется легким приступом зубной боли. Я убью тебя и твою семью, а это место сожгу до тла. Затем перейду к Финдричу и Снарл и кому угодно, кто будет путаться под ногами. Весь района на хрен спалю, если придется. Думаешь, что-то изменилось после войны, мудак? – Он одной рукой от души засадил работорговцу в челюсть. Взвесил булаву в ладони. – У меня для тебя новости: теперь все пойдет по-старому.

Джирал отпустил их по домам вскоре после полуночи. Он, похоже, убедил самого себя, что все возможные меры приняты и, что еще важнее, его власть над советниками не ослабела, по сравнению с тем, что было до происшествия в Хангсете. Он выпроводил их кивком, с минимальными церемониями. Файлех Ракан исчез в недрах дворца, не сказав ни слова сверх необходимого вежливого прощания, и Арчет подошла к передним воротам с Махмалем Шантой.

– Вроде все не так уж плохо, – заметил морской инженер, когда они вышли наружу.

Советница императора не поняла, скрыта ли в его словах тонкая ирония. Кринзанц годился для многих вещей, но чуткости не добавлял. Завуалированные нюансы человеческих отношений, как правило, шли коту под хвост. Она пожала плечами и зевнула, окинула взглядом окрестности в поисках чьих-нибудь настырных приспешников – обычные меры предосторожности, до того въевшиеся, что почти превратились в инстинкт.