– Ну, чего тебе ещё? – раздражённо бросил Митя.

– Это… Дмитрий Антонович, – нерешительно начал тот. – Мы тебя и отца твоего… чтим и уважаем… вот. Позволь… ну… за ваше здоровье… и девушке твоей… наш респект. А если тебе чё понадобится…

Он осёкся, сообразив – что может понадобиться от него сыну Калюжного?

– Ну, в общем – твоё здоровье!

Митя, желая поскорее от него отделаться, нетерпеливо чокнулся с ним, и тот, малость успокоившись, ушёл.

– Зассали, гады… – удовлетворённо бросил Дима. – Это тебе не Костика ногами пинать… Соня! Сонь, ты куда?!

Она не могла больше здесь находиться. Подхватила сумку и, забыв про куртку, вылетела прочь. Кинулась по освещённой фонарями дорожке – подальше от этого гадкого ресторана, куда глаза глядят. Однако Митя в два счета её догнал.

– Ты что? С ума сошла? Оденься немедленно!

Он поймал её и попытался надеть на неё куртку, но Соня с силой оттолкнула его.

– Да что с тобой?! Что?! – повторял Митя.

Он, наконец, жёстко обхватил её, так крепко, что стало трудно дышать. И только когда она потеряла силы и перестала вырываться, чуть ослабил объятья, однако продолжал удерживать обеими руками.

– Отпусти меня… – бесцветным, усталым голосом проговорила Соня, глядя куда-то в сторону. – Не хочу тебя. Не хочу с тобой…

– Да что случилось, в конце-то концов! – уже в отчаянии выкрикнул он.

– Мне не нужен… сын Калюжного. Дмитрий Антоныч! Гроза всех бандитов… Я ненавижу таких, как ты – ясно?! И всю вашу семейку… и то, как вы людей давите – ногтём…

– Да ты что?! Отморозков, что ль, пожалела? Так я ничего им не сделал.

– Надо будет – сделаешь! Вы так – каждого… кто вам дорожку перейдёт. Ты – ничуть не лучше этих. Ты хуже! Хуже, хуже!

– Сонечка… – он испуганно целовал её. – Сонечка, пожалуйста… это же я, твой Митя… да я просто понтов нагнал… Я отцовскими делами не занимаюсь…

– Ты его именем прикрываешься! Значит, согласен! Значит – с ним вместе! И будешь – таким же! Ты уже…

– Сонь… они сами меня узнали – я не собирался называться!

– Ты всё понимал… когда в «Парус» шёл. Ты бы видел себя – со стороны… Мерзкий, самовлюблённый… Да я бы и без тебя отдала эти деньги! Двести, так двести – плевать!

– Соня!

– Пусти немедленно. Видеть тебя не могу.

Она сказала это с такой ненавистью, что Митя вдруг опустил руки, оставив на её плечах куртку. Он только смотрел – потерянный, раздавленный, пытаясь удержать её хотя бы взглядом. Но Соня развернулась и пошла вперёд вдоль дороги, мимо его джипа, не оглядываясь. Она прошла метров пятьдесят, зная, что он за ней не идёт, и радовалась этому, испытывая что-то сродни злобному облегченью. Всё, всё!.. Это всё невозможно, это пора закончить, немедленно!

Вдруг сзади послышался громкий треск и звон битого стекла. Соня вздрогнула, замерев от страха. Она вдруг поняла – если с ним что-то случится, она тут же умрёт. Куртка, так и не надетая в рукава, свалилась на землю. Соня резко обернулась.

Митя стоял возле своей машины с бейсбольной битой в руках. А из окон автомобиля сыпались осколки. Соня застыла на месте. Она видела, как Митя швырнул на асфальт ключи и, не оглядываясь, бросился к ней. Подошёл близко-близко и проговорил, задыхаясь:

– Ни именем, ни деньгами отца я больше пользоваться не буду. Обещаю. Пожалуйста… не уходи.

– Нет… на кой мне нужны… эти жертвы! Это твои близкие, твои родные! Я чужая – им и тебе. Нет, всё! Давай всё закончим! И будет намного проще. Митя, тебе будет проще, правда! И мне! Нам обоим…

– Ни за что, – твёрдо проговорил он.

Несколько секунд они смотрели друг на друга. Потом он поднял с тротуара куртку и почти насильно напялил её на Соню – сам запихнул в рукава её руки, застегнул молнию.

И они отправились домой. Просто шли рядом и ни о чём не говорили – минут сорок, через центр, мимо монастыря, в котором были вчера. На одной из остановок возле них притормозила запоздавшая маршрутка. Не сговариваясь, они влезли в неё и доехали до нужной улицы. Вошли в квартиру. И тут обоих как прорвало.

Они рассказывали друг другу всё – взахлёб. Соня – про маму, Вову, сестру… Про то, как Мара отдавала последнюю копейку детям, а заодно и Вове с Жанной. Про то, как бунтовала Анька – против нищеты, против того, что они обе – и Мара, и Соня – чувствовали себя комфортно без всяких благ и дорогих шмоток. А Митя – про интернат, про свою жизнь с матерью, а потом и с отцом, как и чем они занимались, и как он во всём этом жил. Про то, что никогда не вникал в дела Калюжного, но и про то, как скучал по отцу все эти годы и был счастлив сблизиться с ним. Про то, как невольно гордился им. Про ревность матери, про собственные отношения с мачехой. Про друзей-подхалимов, про ощущение денег в кармане и новые возможности… И про то, что готов всё это оставить, забыть, выкинуть – ради неё одной, ради Сони.

Они повторялись, рассказывали уже давно рассказанное, и всё никак не могли успокоиться. Потом легли спать – вымотанные, измочаленные, обнявшись, как накануне на даче. Соня даже забыла достать из сумки Бориса, только завела будильник – на девять часов.

Когда он прозвенел, Митя даже не проснулся. Соня аккуратно вылезла из его объятий и пошла на кухню – готовить завтрак. Поставила на плиту сковородку, разбила туда пару яиц. Потом подошла к окну – посмотреть погоду.

Прямо возле подъезда стоял Митин джип – с четвёртого этажа он был виден, как на ладони. Все его окна были целыми.

* * *

– Ни фига себе… – присвистнул Митя.

– Как в фильме ужасов… – прошептала Соня. – Монстр восстал из пепла и преследует нас.

Но Дима уже подхватывал куртку… Через несколько минут он вернулся. На лице у него блуждала виноватая, заискивающая улыбка.

– Ключи в почтовом ящике лежали… Это вчерашние жлобы, точно. Зассали… то есть испугались, что тачка разбита, решили, небось, что я на них подумаю… вот и отогнали в ремонт.

– А как мой адрес нашли? – недоумевала Соня.

– Хрен их знает. А, ну как же: они же в курсе, где Анька живёт. Помнишь, она говорила?

Не трудно было догадаться о его чувствах – он и радовался, что машина к нему вернулась, и боялся Сониной реакции. Вчера он принёс серьёзную жертву, но сегодня…

– Сонь… я обещание сдержу. Отошлю её отцу… только съездим уже в загс на ней, а?

Она безнадёжно махнула рукой. Какой смысл отбирать у него любимую игрушку? Как можно в одночасье изменить его образ жизни, кинуть в нищету из богатства?

– Ты любишь эту машину, Мить. И любишь отца и маму. А я тебя всего лишаю.

– Сонь… честное слово. Заработаю и куплю себе новую! Это пока только, временно… Вот ещё мать надо встретить будет…