Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Соня уткнулась ему в шею и с наслаждением вдыхала его запах. Мысли и чувства у них, разумеется, сошлись.
– Ты… такая чистая, сладкая… проглотил бы тебя… – зашептал Митя. – У тебя кожа пахнет так вкусно – свежестью, такой морозной…
– Как в рекламе стирального порошка… – засмеялась Соня. – Запах морозной свежести.
– И ещё… чем-то новогодним… – он снова начал целовать её, – корицей… или ванилью… нет, ещё что-то хвойное… – Мить, перестань, не смеши меня!
– Знаешь, ты кто? – не обращал внимания он. – Снегурочка ты моя!
Соня замерла – так её уже называл Женя.
– Тогда я растаявшая уже Снегурочка… или сгоревшая…
– отвернулась она.
– Сонь… Сонечка, ты чего? – испугался Митя, снова пытаясь поймать губами её губы. – Дурацкое сравнение… Какая же ты Снегурочка? Ты – самая страстная, самая горячая…
– Ужасная сказка. Всегда её боялась. Кино выключала… Со счастливым началом, а потом… Кончилась моя спокойная ледяная жизнь.
– Значит, до встречи со мной ты была счастлива? – теперь он пытался встретиться с ней глазами.
– Да, была… Конечно, была, – Соня посмотрела на него прямо.
– Вот как?!
– Да, Мить, вот так. Ты – моя беда. А ты что думал – счастье?
– Соня…
– Только беда мне дороже. Я бы не променяла её… ни на что.
– Сонечка…
– Мить, слишком быстро и легко я тебе досталась, да? – вдруг сказала она. – Всё, что легко достаётся, невысоко ценится.
– Легко? – усмехнулся он. – А ты мне досталась, Сонь, а? Досталась разве? Я до сих пор в это не верю. Не чувствую, что ты моя… Вроде хватаю тебя, держу вот обеими руками, а ты готова выскользнуть, проскочить… Как посмотришь куда-то… в небо – так вроде засобиралась к себе на родину… Не улетай от меня, Сонь, пожалуйста… или уж с собой возьми – на Луну… или куда там… Я тебе там сильно мешать не буду… Только целовать буду… всю – зацелую… Возьмёшь? Обещай, что не бросишь…
– Я без тебя уже не живу, Мить. Какая уж там Луна…
К их возвращению Анька взялась готовить обед, но хватило её лишь на то, чтобы почистить под холодной водой пару картофелин. Соня нагрела воду и прогнала сестру к телевизору. Они с Митей немного похозяйничали вдвоём, перешучиваясь и обмениваясь колкостями насчет его способностей к кулинарии. На самом деле, за что бы он ни брался, всё у него получалось, и, хотя восторгов Соня вслух не высказывала, ей дико нравилось, что образ мажорного мальчика тает прямо на глазах.
После обеда Костя под Диминым руководством позвонил кредиторам и объяснил, что деньги привезёт его приятель. Накануне решили, что самому Костику лучше отлежаться, да и лишний раз не маячить – мало ли что. Затем трубку взял Митя – договориться о месте встречи.
– Не, пацаны, – ответил он, выслушав кого-то, – никаких парков и закоулков. Холодно, да и не хочу, чтоб по башке огрели. Если у вас всё по честнаку, давайте в приличном заведении. Или вас в приличные места не пускают?
Потом усмехнулся, услышав ответ:
– «Парус» так «Парус». Сегодня вечером, в девять – раньше не успеваю. Замётано. Выпивка за мой счет – за неудобства.
Он положил трубку и повернулся к Костику:
– Мелкая шушера. Нашёл, у кого занимать…
– Да вроде приятель бывший, со школы, – скривился парень. – Откуда я знал, что он гнида такая?
– Какая – такая? Не фиг было вообще в долги влезать!
Тон у него стал небрежно-высокомерным. Похоже, ситуация доставляла ему удовольствие – риска как будто никакого, а нервы приятно щекочет. Во всём этом звучало такое мальчишество, что Соня иронично улыбнулась. Увидев насмешливые искорки в её глазах, Митя нахмурился.
– Ладно, Сонь, я смотаюсь туда-обратно, а вы…
– Ну уж нет, – она встала. – Я тебя одного не пущу. Мало ли какие разборки… Едем вместе.
– Сонь, да ты что, какие разборки? Фигня всё, отдам – и обратно.
– Нет.
– Да нельзя тебе туда! – раздражённо проговорил он. – Зачем вообще надо, чтобы эти жлобы тебя видели?
– Сам же сказал – ничего серьёзного! И потом… мне надо домой заехать, – многозначительно произнесла она.
Соня имела в виду – за деньгами. Она опасалась, что потом он их уже не возьмёт.
– Ладно, давай, – внезапно передумал Митя. – А до которого часа загс работает, кто знает?
Анькины глаза округлились, но она быстро взяла себя в руки.
– До шести, наверное, – сказала она.
– Сегодня всё равно не успеем, – быстро проговорила Соня.
– А мы? – поинтересовался Костик. – За нами когда вернётесь?
– А вам тут плохо, что ли? – с усмешкой поинтересовался Митя. – Печку сами не растопите?
– Приедем завтра, чтобы ночью не ехать, – пообещала Соня. – Справитесь?
– Угу… – мрачно кивнула Анька.
Сестра старалась вести себя как можно доброжелательней, но периодически замыкалась в себе. Вот и сейчас, не обращая внимания на Костика, оделась и вышла на улицу – как подозревала Соня, курить.
Проводив её расстроенным взглядом, Соня сбегала за сумкой и спустилась вниз. Лиса она на этот раз не забыла. На улице похолодало ещё сильнее, даже подморозило. Они с Митей уселись в ледяную машину, но он включил подогрев сидений, и тепло быстро окутало их. Прежде чем тронуться, Митя минут пять прогревал мотор, вольготно расположившись за рулём. В его позе было такое блаженство, что Соне стало ясно, чего стоили Мите несколько дней без любимого авто.
По дороге у них вышел спор – Соня настаивала, чтобы они заехали сперва за деньгами, Митя считал это просто потерей времени. Он всё ещё надеялся успеть до закрытия в загс, однако в шесть они только въехали в город.
Пришлось всё-таки зарулить домой. Это только ухудшило Митино настроение – они были наедине, но его надежды, что Соня уступит, не оправдались. Её, и правда, охватил почти суеверный страх – она боялась нарушить данное себе обещание, словно его соблюдение могло что-то исправить или спасти. Она не оставила Мите ни единого шанса, и от этого он стал раздражённым и злым.
К тому же сегодня, пока они были на даче, ему звонили родители. С отцом Митя поговорил очень кратко и, увы, в прежнем тоне, и снова первым бросил трубку. Следующий звонок раздался после обеда. Митя только глянул на номер, встал из-за стола и, не одеваясь, вышел с телефоном на улицу. Вернулся минут через пять – темнее тучи. Соня даже не стала спрашивать, кто это. На отца Митя реагировал иначе – бесился и пытался что-то доказывать. А после разговора с матерью выглядел выжатым и подавленным. Лицо у него посерело, Соне казалось, что он готов заплакать от обиды.
Больше он на звонки не отвечал, поставил режим «без звука», а сейчас, глянув на беззвучно надрывающийся телефон, выключил его вообще.