ей пошевелиться, и мелкие ранки на груди, ранки, которые она сама себе нанесла, трутся о ткань ее лифчика. Сандрина думает о битве без конца, которая доводит ее до изнеможения, и странным образом она всякий раз выходит из нее живой. Возможно, эта же причина заставляет ее все еще любить мужчину, который плачет, пользоваться заживляющими кремами и говорить себе, что больше такого не будет. И раз за разом повторять, что она сама виновата, она нарывается. Но с тех пор, как она позволила Беатрисе дотронуться до себя, сначала до подбородка, потом до руки, до плеча, она начинает понимать, что мужчина, который плачет, возможно, недостоин ее любви. Она не знает наверняка. Она решила довериться Беатрисе. Пусть Беатриса делает то, что считает нужным. И Беатриса вызвала Лизу.

Полицейская приехала не одна. С ней ее коллега, и не только он. Лейтенант пропускает вперед хрупкую брюнетку в джинсах и синем джемпере, Каролину.

Сандрина не спускает с них глаз. Они друг за другом идут к залу для совещаний, точно индейцы по тропе войны. Ее это слегка удивляет. Заговори сейчас ее внутренний голос, он, возможно, сказал бы: Ба, а она-то, Каролина, она тут зачем?

Разговор начинает полицейский. Он приносит извинения за то, что в их последнюю встречу был раздражен. Говорит, что поддался порыву, что он не очень хорошо понимал, что означает психологическое насилие, но его коллега хорошенько ему все растолковала. Действительно, уйти от партнера-манипулятора, от партнера-насильника чрезвычайно трудно и требует большой отваги. Закончив, он смотрит на Лизу. Лиза довольна, а значит, он тоже.

Сандрина вспоминает о господине Ланглуа – как тот говорил о мужчинах-слабаках, у которых нет ни яиц, ни самолюбия. Потом она видит, как Беатриса смотрит на полицейского, и сразу понимает: Беатриса была бы не прочь много чего сотворить с его яйцами, есть они у него или нет. Несомненно, существует другой мир, ей незнакомый, где можно вот так смотреть. В голове вдруг возникает: выдрессированная. Она – выдрессированная и не смеет делать то, что пустяк для других. Слово вертится, точно угорь, в то время как Беатриса спрашивает, не лучше ли ей уйти, чтобы оставить Сандрину наедине с полицейскими. «Или мы с вами можем куда-нибудь пойти, – предлагает Лиза. – Мы можем поговорить где-нибудь… я хочу сказать, без ваших коллег».

Выдрессированная, приученная. Меня приучили все делать как по команде. И молчать. Я выполняю команды, как собака. «Сука, грязная сука», – всегда говорил господин Ланглуа.

– Сандрина? Хотите куда-нибудь пойти? Если вам неудобно здесь, на виду у ваших коллег…

Сандрина говорит:

– Да, хорошо. Пойдемте в другое место.

Она берет пальто, сумку. Подходит к Беатрисе, берет ее за руку и, заручившись согласием остальных, приглашает пойти с ними. И опять где-то в душе этот контакт открывает двери в другой мир – мир, в котором можно дотрагиваться до людей просто так, без задней мысли, в котором прикосновения согревают и помогают найти свой путь.

Они заходят в кафе. День только начинается, посетители торопливо пьют кофе у стойки, и в просторном зале никого нет. Они садятся в глубине.

Сандрина давно уже не была в кафе. Раньше она ходила обедать с коллегами. По пятницам перерыв целый час, в этот день еду с собой никто не приносит. И она не приносила – раньше, когда у нее было право ходить в кафе. Когда она еще худо-бедно общалась с коллегами, когда еще не пропиталась запахом одиночества, когда старалась, как могла.

Беатриса, словно уловив ее мысли, говорит: «Мы так и не поняли, почему ты перестала ходить с нами…» Потому что это было еще до него. Сандрина жестом предупреждает другие вопросы.

Сегодня ей не до вопросов, сегодня у нее нет сил, чтобы внятно объяснить, почему прежняя Сандрина стала Сандриной, воображающей, будто она начала жить только тогда, когда мужчина, который плачет, обратил на нее свой взор.

Каролина помалкивает. Она сидит очень прямо, но плечи едва заметно подергиваются. Сандрина понимает, что первая жена – это ее отражение. Сама она переплетает пальцы под столом, сгибая их под немыслимыми углами.

Наконец Сандрина кладет свои подрагивающие руки на стол и в упор смотрит на первую жену. Каролина встречает ее взгляд. В них что-то есть. Ее глаза перестали быть мрачными бездонными колодцами. В них есть свет, надо только приглядеться. И еще Каролина улыбается.

– Вы… ты, может, на «ты»? – спрашивает Каролина, и Сандрина кивает.

– Как там Матиас? – Она задает этот вопрос, не зная, имеет ли на него право.

Каролина протягивает руку и накрывает ладонь Сандрины. У нее теплые сухие нервные пальцы, она пожимает руку Сандрины и говорит:

– У него все хорошо, все очень хорошо. Я хочу сказать тебе спасибо. За то, что ты у него была, за то, что заботилась о нем. Он тебя очень любит, надеюсь, ты это знаешь.

Сандрина говорит:

– Спасибо, я… спасибо. Я его тоже очень люблю.

– Ты не понимаешь, зачем я здесь? Так ведь? Я здесь, чтобы рассказать тебе, что произошло. И то, что я вспомнила.

– Что именно? – спрашивает Сандрина.

Подходит хозяин кафе, расставляет чашки на столике. Кофе без кофеина для Сандрины. Звякают ложечки.

– Все, – отвечает Каролина, и ее лицо мрачнеет. – Я вспомнила все.

Кое-что Сандрина уже знает. Со слов Анн-Мари и Патриса. О том, что Каролина была одаренной девочкой, ей легко давались естественные науки, и она училась на медсестру, хотя хотела стать ветеринаром. Но есть и то, о чем они не говорили, поскольку не знали. О том, как однажды вечером парень, с которым Каролина была знакома и которому доверяла, взялся ее проводить, потому что она выпила. Он засунул ей пальцы во влагалище со словами: «Тебе это нравится, сучка, ты кайфуешь». После этого в ней что-то сломалось, и она стала по-другому держаться, даже двигаться стала по-другому. Каролина почти не спала – ее мучила бессонница, и она не смогла сдать вступительный экзамен в ветеринарное училище, потому что этот парень оказался среди абитуриентов и, когда она вошла в аудиторию, зашевелил губами, беззвучно произнося «сучка». Она передумала поступать, отказалась от своей мечты.

Каролина рассказала о том времени, когда ей страшно было выйти из дома, говорить с людьми, вдыхать мужской запах. Об усилиях, направленных на то, чтобы воспрянуть и начать сначала. О том, что в конце концов она поступила в медицинское училище.

И о мужчине.

– Это он, мужчина, который умеет плакать? – спрашивает Сандрина.

– Когда мы познакомились, он не плакал. Но