Нужно шить костюм, а я до сих пор не могу им заняться. Уверена, что все эти матери-профессионалки уже несколько недель назад начали расшивать поля белого шелка крошечными блестками или успели съездить в Лондон и купить за пятьдесят фунтов очаровательное платьице, которое их дочь наденет всего раз. Вчера вечером я наконец начала работать над ангельским одеянием. Точнее, я совершенно беспомощно копалась в ворохе белой газовой ткани, какого-то шелковистого материала (купила в Оксфорде) и пыталась распутать моток проволоки. «Я справлюсь», — думала я, прилаживая ткань к неподвижно стоящей Ребекке, которая только вскрикивала, когда я нечаянно колола ее булавкой.

— А это что? — спросила она, увидев в моих руках комок белого газа с блестками, который я пыталась прикрепить к проволочному каркасу.

— Твои крылья.

— А у Кейти будут крылья, как у лебедя. Даже с перьями!

— Либо эти, — пробормотала я, раздраженно пришпиливая крылья к ее платью, — либо вообще никаких!

Ребекка уже воспринимает как должное тот факт, что я каждый день отвожу ее в школу и забираю домой. Первые дни она не могла поверить, что я — ее мамочка, — стою перед школой вместе с остальными родителями и жду ее. Она со всех ног бежала ко мне и бросалась на шею. Потом она крепко вцеплялась мне в руку и тащила к своим друзьям — ей не терпелось поделиться с ними радостью: «Это моя мамочка. Теперь она меня встречает». Я наблюдала, как с серьезным видом она складывала свои учебники в школьный шкафчик, и думала о том, как Ребекка повзрослела, какой красивой она стала. Она с гордостью показывала мне свои рисунки и сочинение про наших собак («Плюха вырвало на пол, и мама его стукнула». Господи!). Она так рада, что может поделиться всем этим со мной, что я рядом каждый день. Это мелочи, обычные мелочи, но они — важная часть ее мира. Еще летом мы читали вместе: я с трудом умещала ноги под ее низеньким столиком, а Ребекка сидела рядом и, водя пальцем по строчкам, старательно выговаривала длинные слова. Она с каждым днем читает все лучше и лучше. Она уже стала читать сама себе перед сном, пока, правда, вслух. А я обнаружила, что могу ее учить, и мне это нравится.

— Читай про себя, как мама.

Мы начали читать книги, которые я помню с детства. Читая вместе с Ребеккой, я возвращаюсь в те счастливые, беззаботные минуты, которые уже успела забыть. Особенно меня радует то, что теперь во время наших вечерних чтений мне не нужно бояться, что засну от усталости на середине страницы.

Однако в моей жизни не хватает… как бы это поточнее определить… блеска. Блеск исчез. Каждое утро я сопротивляюсь искушению натянуть старые джинсы, растянутый джемпер и старые кроссовки. В конце концов, весь день я проведу дома, играя с Томом, убираясь и выгуливая собак. Нет смысла наряжаться. Теперь я встречаю только водителя грузовичка, развозящего рыбу (только по четвергам), и, если мне очень повезет, почтальона. Я уже испытываю трудности с поддержанием обычного разговора. Время от времени я звоню Джилл, чтобы убедиться, что я еще не разучилась говорить. Когда все время проводишь в обществе двоих детей (полтора года и почти семь) и двух собак, которых нельзя назвать оживленными собеседниками, то волей-неволей начинаешь терять навыки общения с людьми. Я начинаю понимать, почему моя мать так много разговаривает с незнакомыми людьми в магазинах и постоянно приглашает знакомых на утренние кофепития и партии в бридж. Она делает это для того, чтобы убедиться, что еще не потеряла способность говорить полными предложениями. Если я чем-нибудь не займусь, то очень скоро мои разговоры сведутся к выкрикам: «Немедленно положи на место!», «Перестань!», «Выплюнь!» и «Тихо!». Может быть, это и есть истинная цель проведения утренних встреч за кофе? Развитие словарного запаса домохозяек.

Пятница, 18 декабря

Дребезжащее пианино на сцене играет рождественский хорал, я покачиваю Тома на колене, а он тянет свои ручки к безупречной прическе женщины, которая сидит перед нами. Я положила программку на пустое место рядом с собой — для Майка. Вчера вечером он сказал, что обязательно придет на сегодняшний школьный концерт. Ребекка заставила его поклясться: «Поклянись жизнью!» Майка еще нет, и мне приходится отражать попытки чьих-то очень полных бабушек (почему они всегда ходят в кашемировых свитерах?) занять его место и выслушивать их возмущения, так как занимать места на детском празднике, по их мнению, совершенно неприлично. Майк появился в дверях зала как раз тогда, когда ангелы выпорхнули на сцену. Я обернулась — светлые волосы, темное пальто, красивый, мой и не совсем мой — и помахала ему. Он осторожно прошел мимо целого ряда затянутых юбками коленей и облегченно сел на стул рядом со мной.

— Извини, — прошептал он.

— Все в порядке, — тоже шепотом ответила я.

Том немедленно переполз на колени к отцу. Ребекка, которая до этого беспокойно вертелась, пытаясь разглядеть нас в темном зале, радостно замахала со сцены. Прежде чем я беззвучно, одними губами, сказала ей: «Прекрати!» — она успела задеть ангела, стоявшего слева. Майк тихо фыркнул и закрыл ладонями лицо, его плечи сотрясались от сдерживаемого смеха. К тому моменту, когда мальчик, игравший самого маленького ослика, описался и был выдворен со сцены суровой миссис Льюис, у Майка началась истерика. Я сидела, крепко сжав губы и молила Бога, чтобы спектакль поскорее закончился — мне тоже хотелось посмеяться. Все остальные родители ахали и вздыхали с умилением, шепча друг другу: «Ну разве они не восхитительны?!», а мы с Майком могли лишь тихо фыркать, пытаясь сдержать хохот. Наконец все участники пьесы собрались вместе и запели песню (Мария уронила младенца вниз головой, Иосиф, пытаясь поднять его, уронил еще раз и только после этого водворил обратно в ясли). Ребекка стояла, скрестив руки на груди, ее лицо светилось от радости. Том, в своем желтом комбинезончике похожий на пушистого утенка, заснул у меня на руках. Майк нежно взял меня за руку. Я повернулась к нему.

— Я тебя люблю, — сказал он так тихо, что услышать его могла только я одна.

Суббота, 19 декабря

Вчера, когда мы наконец вышли из школы, Ребекка крепко схватила нас за руки и шла, довольная собой и готовая принимать поздравления.

— Мам, ты видела Марка? Он описался. У него даже ботинки были мокрые, — она повернулась к Майку. — Папа, я здорово играла?

— Здорово! Ты была самым лучшим пастухом.

— Я была ангелом, — Ребекка сердито на него посмотрела.

— Тогда почему у тебя на плечах лежала дохлая овца?

— Это КРЫЛЬЯ, — одновременно ответили мы с ней.

— Ладно, — сказал Майк. — Давайте пойдем куда-нибудь и выпьем чаю.

Так мы и сделали. Почти как настоящая семья.

После чая мы пошли к нашим машинам. Я все еще езжу на машине компании, но я должна вернуть ее на следующей неделе, или они решат, что я ее похитила.

— В эти выходные я работаю, — сказал он, когда мы подошли к стоянке. — Можно я приду домой завтра вечером?