ожидая от себя подобного, вдруг Кесков сорвался с места и бросился к окну. Затрещали и посыпались стекла балконной двери. Охранник кинулся к нему, но окрик Хозяина остановил:

— Не тронь!

Вскочив с дивана, он сам рывком отбросил Кескова от балконной двери. У того были порезаны руки и лицо. Он попытался барахтаться, но жесткие пальцы Хозяина сдавили ему шею. Потом, бросив Кескова на пол, наступив ему на голову, тот проговорил:

— Я не ошибся! Ты продал меня Корозову!

— Нет, Хозяин, нет! — прошептал Андрей.

— Врешь! С девятого этажа от меня сигануть собрался! — заключил он и спросил. — Может, ты и полицию привел ко мне? Говори!

— Нет, Хозяин, нет! — продолжал шептать одними губами Андрей, в горячке не ощущая, как нога Хозяина в кожаной тапочке плющит его лицо.

Где-то в подсознании у Андрея словно произошел обрыв перетянутой струны. Страшный щелчок и волнами затихающий звон. Точно кто-то сказал ему: все бред, все бессмысленно, все позади. Хозяин, кинув взор на охранника, отступил, снова сел на диван. Охранник поднял Кескова с пола, толкнул в кресло. Позвал подельников из прихожей. Хозяин молча наблюдал, как двое вдавили Андрея в кресло, а третий зашел сзади и накинул ему на шею шнурок. Кесков выгнулся, не пытаясь сопротивляться. Хозяин сухо произнес:

— Ты знаешь, что происходило с теми, кто старался обманывать меня и потому становился ненужным мне! Ты думал, что сумеешь обмануть меня с Корозовым! А еще думал, что я не узнаю, кто задушил Рушкина и приказал бросить тело в реку? Но я приказал закопать его в лесу. Тебя закопают рядом с ним. Ты стал лишним! Никогда нельзя становиться лишним!

В последний миг мозг Кескову резанула мысль, что цыганка обманула его. Обещала долгую жизнь. А жизнь оказалась мимолетной. Потому что звезды горят только ночью, днем их света не видно. И потому, что бывают звезды, которые живут мгновения.

Хозяин сделал резкий кивок головой. Охранник сильно затянул шнурок на шее Кескова. Он задергался, и жизнь в нем медленно угасла. Разве мог он еще несколько дней назад, в тот момент, когда, затягивал шнур на горле своего двоюродного брата, представить себе, что его жизнь оборвется равно так же. Не мог.

14

Ночной звонок телефона разбудил Корозова. Спал он плохо. Ворочался с боку на бок. Постоянно просыпался. Снова проваливался в сон и снова пробуждался. Ему ничего не снилось, только мысли о побеге Кескова не выходили из головы и преследовали даже во сне. Звонок вызвал нервозное раздражение. Не хотелось разговаривать ни с кем. Тем более, ночью. Раздался он именно в тот момент, когда Глеб только-только с великим трудом впал в глубокое забытье. Пришлось оторвать голову от подушки, раскрыть глаза, плохо спросонья соображая. В спальне темно, в темноте телефон не видно. Впрочем, рука машинально потянулась на звук. Пальцы нащупали, схватили. Не глядя на яркий дисплей, Глеб хрипло спросил:

— В чем дело? — в голове все смешалось, мысли превратились в кашу.

— Ты счастливый человек! — раздалось в телефоне. — Спокойно спишь по ночам! А вот у меня из-за тебя головная боль. Не могу спать! Бессонница! Мне бы следовало тебя проучить! За то, что ты погубил моих людей, у тебя в твоем оловянном лбу давно уже должна появиться сквозная дырка! Это совсем несложно. Но я отходчивый человек. Я решил уладить наше совместное дело миром!

Узнав сипловатый голос, который уже звонил ему прежде с угрозами, Корозов отогнал от себя остатки сна, сел в постели, придавив до скрипа матрац под собой, опустил ноги на пол, нащупал тапочки:

— У меня с тобой никогда не было и не будет совместных дел! — сказал в ответ.

— Да нет, дела у нас с тобой имеются! — усмешливо прозвучал голос.

— Я достану тебя! — вспыхнул Глеб — Ты за все ответишь!

— А ты наглец, Корозов! — раздалось более высоким тоном. — Ответ держать должен ты, а не я! Мне все-таки придется тебя проучить! Но это позже! Если ты своей оловянной башкой будешь упираться в стену! А сейчас я отправил к тебе своего племяшку с предложением. Он уже стоит под твоей дверью. Не бойся, это не стрелок, и он один. Если бы мне нужно было тебя пристрелить, я бы давно это сделал! Без звонка! Я дважды посылал к тебе своих племяшек, но ты плохо обошелся с ними. А ведь они приходили не за твоей жизнью! За что ты их убил?

— Они плохо вели себя! — проговорил Глеб, поднимаясь с кровати, приглядываясь и нащупывая рукой халат на стуле. — Неправильно. За это и поплатились!

— Чушь! — последовал резкий ответ. — Они тихо искали то, что принадлежит мне!

— В моем доме ничего тебе не принадлежит! — вспылил Корозов, взяв халат со стула и снова бросив его на спинку. — Тут все мое! За Ольгу ты ответишь головой!

На другом конце сначала раздался короткий смешок, от которого Глеба покоробило, как будто над ним подсмеивались, как над ненормальным. После этого наступила непродолжительная тишина. Затем прозвучало:

— Хватит пререкаться! Это тебе не поможет! Сначала обсудим мой вопрос!

— Сначала ты ответишь мне, где Ольга? — прервал Глеб, не дав ему закончить фразу.

Опять наступила пауза, после которой просипело:

— Тебе лучше знать, где твоя сучка! Я тебе приказывал, чтобы ты посадил ее на цепь, чтоб она не наделала глупостей!

— Ты мне приказывал? — взорвался Корозов и большими шагами заходил по спальне, в темноте то и дело на что-то натыкаясь. — Ах ты мразь! Ты еще носом не вырос, чтобы мне приказывать! Всемогущим себя мнишь? Не много ли на себя берешь? Хозяин видите ли! Навесил на себя кличку и, думаешь, руки не укорочу? Я тебя раздавлю за Ольгу! Будь ты хоть трижды Хозяин или его слуга — тебе конец!

Удивительно для Глеба было то, что в ответ не последовало подобной взрывной реакции, напротив голос неожиданно спокойно согласился:

— Ты прав, и у хозяина, и у слуги конец один. Так устроено всевышним. Человек ни с чем приходит в эту жизнь и ничего с собой не забирает. Но пока он живет, он хочет иметь много! Ты ведь тоже из кожи вылезаешь!

— Я не бандит по сравнению с тобой! — отсек Глеб. — Я во все вкладываю свой труд!

— Я тоже много тружусь! — голос зазвучал как бы вроде дружественнее. — Ты даже представить себе не можешь, как много! Между нами разница в том, что ты убил людей, не зная, кто они, а я всегда наперед знаю каждое имя!

— Я никого