– Гена? Мы с ним на утро не договаривались… Где он?

– В гостиной. Очень сердит.

– Гена всегда сердит, а зря. Исполнительная власть требует выдержки. – Шаров зевнул, тяжело поднялся, напялил халат и пошел в гостиную. Геннадий Прохорович Барруда вместо приветствия протянул компаньону газету.

– Что там? Опять «водка-эффект»? – Этим термином политики обозначали дефолт 1998 года.

– Угадал. Но теперь в прямом смысле. Читай, тут про нашего славного Купца.

Шаров взял с тумбочки кожаный футляр, извлек из него очки в тоненькой золотой оправе и уселся с газетой в кресло. Геннадий Прохорович демонстративно отвернулся к окну. С десятого этажа квартиры депутата открывался широкий вид на Крылатское, Высотные дома спускались к извилистому руслу Москвы-реки, но красоты городского пейзажа Барруду сегодня не трогали: великолепно выстроенная компаньонами цепочка разлетелась в один миг. И не просто разлетелась, а грозила им самыми неприятными последствиями.

– Хорошо, что Вяземский не упомянул наши фамилии. Но все равно, какая сволочь! – не без восхищения воскликнул депутат. Барруда резко обернулся:

– Классно тебе плюнул в душу твой любимый щелкопер.

– За этот плевок его озолотили. – Владимир Савельевич вздохнул, откладывая газету.

– Ты еще не понял? Ее сейчас читают в Брюсселе, в Нью-Йорке, в Вашингтоне, везде!

– Гоше этот номер не пройдет.

– С Вяземским разберемся позже. Думай, как самим из дерьма вылезать.

– Водочки выпьешь? – предложил хозяин.

– А не подавимся, с утра-то?..

– Мальчики, я вам собрала. Перекусите, – игриво прощебетала госпожа Шарова из кухни.

– Вот и закуска подана, – саркастически изрек Барруда.

– Я еще не умывался. Но по такому случаю можно и пренебречь. Жизнь, Гена, продолжается. Пошли закусим, хряпнем по стаканчику, а там, глядишь, и мысля появится.

Мужчины отправились на кухню, где на овальном столе карельской березы их дожидалась икра, сыр и зелень. Шаров достал из холодильника бутылку «Абсолюта», стер полотенцем иней и выставил на стол.

– Пить в одиннадцать утра дурно, – снова укорил Шарова Барруда, но за стол сел.

– Во-первых, сейчас уже двадцать минут двенадцатого, а во-вторых, повод позволяет. Леночка, ты сядешь с нами?

– Нет, мальчики, я уже позавтракала. И не хочу вам мешать, – откликнулась супруга из глубин депутатской квартиры.

– Зачем ты ставишь третью рюмку? – Барруда с удивлением наблюдал, как Шаров разлил водку в три рюмки, затем отрезал тонкий ломоть черного хлеба, накрыл им одну из них и пристально посмотрел в глаза компаньона:

– Дай телефон.

Барруда достал из кармана мобильник и протянул Шарову. Владимир Савельевич пробежал пальчиком по кнопкам и поднес трубку к уху. Говорил он недолго. Закончив, положил трубку на стол. Барруда посмотрел на часы. Когда стрелки показали одиннадцать сорок пять, мобильник выдал мелодичный звонок. Шаров выслушал сообщение, вернул мобильник хозяину и, усмехнувшись, поднял рюмку. Барруда сделал то же самое:

– Значит, по обычаю, не чокаясь?

– Значит, так, – многозначительно согласился Шаров.

И мужчины молча выпили.

Екатеринбург. 2000 год. Март

– Мы сейчас, бля, куда-нибудь поедем, и, если пикнешь, твоего Васеньку прирежу. Понял, летун?

Александр с ненавистью смотрел на круглую морду с перебитым носом и сжимал кулаки. Летчик верил, что такой способен убить ребенка. Маленькие глазки Чумного, кроме тупой злобы и жадности, не выражали ничего.

– Ты, бля, понял, я тебя спрашиваю?

Александр кивнул. Он давно все понял. С его помощью этот подонок хочет похитить Марину и шантажировать ее мужа. Ночь его продержали в подвале. Куда его везли, не видел, потому что лежал связанный на полу джипа. Возле потолка в стене подвала имелось маленькое оконце. Когда уже стало светать, один из банды гнусавого на минуту открыл дверь и показал Васю. Вася не плакал. Он только не мог понять, почему его не пустили к папе. Бандиты ничего не говорили, просто показали: его сыночек у них. Сколько прошло времени, Соломатин не знал. Часы у него отобрали. Но по солнцу, что отражалось в маленькой щели оконца, предположил, прошло часа три. В подвал вошел главарь, которого шестерки называли Купцом, и еще двое. Те двое держали сына. Вася разговаривать не мог, рот ему заклеили пленкой. Купец дал Александру телефон, достал нож, поднес лезвие к горлу ребенка и велел говорить с Мариной.

Соломатин видел лезвие возле тоненькой шейки своего Васеньки и терял рассудок. Он сказал Марине в трубку все, что требовал Купец. Ребенка уволокли. Потом гнусавый явился опять. Ему нужно, чтобы Соломатин поехал с ними к Историческому скверу. Убежать он не сможет. Подонков много, и ребенок у них. Бандиты вышли. В окошко было слышно, как Купец дает распоряжение своим браткам. Он посылал головорезов на Исторический сквер заранее.

Через несколько минут заложника вывели на улицу. После темного подвала он и так ничего не видел, но ему еще завязали глаза. Идти пришлось недолго, машина стояла где-то рядом. Они ехали уже минут пятнадцать, когда Соломатин услышал перезвон мобильного. Тот, кто сидел с ним, сказал одно слово «да», но Александр узнал голос Черного.

– Кто там еще, бля, трезвонит? – Это уже спрашивал сам Купец. Соломатин сообразил, что хозяин едет впереди.

Вместо ответа прозвучал щелчок. Александр вздрогнул: с точно таким же щелчком прострелили голову Буфету.

– Сворачивай вправо, – приказал Черный водителю и придержал Соломатина за плечо, чтобы тот не завалился на повороте. – И не гони, езжай спокойно, – продолжал командовать сосед.

Так они ехали полчаса. Потом машина остановилась, Александр услышал второй щелчок, с его глаз сдернули повязку. Машина стояла на лесном проселке. Водитель упал головой на руль и не шевелился. Из раны в затылке струилась кровь, уходя за воротник. Одна его рука осталась на ручке переключения передач, и летчик заметил на пальце квадратный золотой перстень. Он уже видел этот перстень на руке бандита, стрелявшего в его однокашника Головлева. Купец завалился набок, размазав щекой кровь по стеклу окна.

– Мы сейчас с тобой немного побеседуем, а потом придется работать. – Черный усмехнулся, как бы оценивая Соломатина. Александр молчал.

– У тебя есть выбор. Начнешь звонить о том, что видел, схлопочешь пулю и лишишься сына. Будешь жить спокойно, сына тебе вернут и вдобавок поимеешь тачку. Не новую, но приличную. Слово за тобой.

– Это ты их? – наивно поинтересовался летчик, кивнув на два трупа.

– Нет, они покончили жизнь самоубийством. – Черный усмехнулся. – Я не слышу ответа?

– А что будет с Мариной? Я слышал, ваши поехали на сквер.

– Они будут ждать Купца. Без его указки шестерки не делают ничего. Ты мне не ответил. Пуля или сын с тачкой?