Шарлотта взяла чашку и осторожно отпила чай.

– Но, боюсь, у нас гораздо больше шансов достичь согласия, если тебя здесь не будет. Ну вот, я оказала тебе честь и была откровенна. Итак, я дам тебе последний совет. Прими решение, и пусть оно будет смелым. Быть может, это будет новая жизнь в качестве гувернантки, а может, и нет. Но я призываю тебя найти какой-то способ начать все сначала, оказаться в новом месте и среди других людей. Вообрази для себя новое будущее. Только тогда, я думаю, у тебя появится хоть какой-то шанс сбежать от своего прошлого.

Мэри вытерла глаза. Откровенность Шарлотты по-своему освежала. Это заставило ее начать мыслить рационально и обрести контроль над эмоциями.

– Спасибо, Шарлотта. Я уйду и подумаю над тем, что ты сказала.

– Наверное, я сказала слишком много. Но уверяю тебя, это было сделано из самых лучших побуждений.

Мэри решила, что не вынесет семейного ужина этим вечером. Вместо этого она осталась одна в своей комнате, пытаясь решить, что делать. Оставаться в Лонгборне было совершенно невозможно. Шарлотта была честна, но в то же время неумолима. Однако куда ей было податься? О Пемберли не могло быть и речи, и мужество покинуло Мэри, когда она представила, как возвращается к Бингли, чтобы снова выслушивать жалобы матери и подвергаться мучениям Кэролайн. Нет, она была уверена, что не вынесет этого. Но кого еще она могла просить о помощи? Мысль о новой возможности посетила ее лишь следующим утром.

Быть может, Гардинеры приютят ее? Дядя и тетя, без сомнения, были самыми великодушными из ее родственников. Мистер Гардинер был полной противоположностью своей сестры, миссис Беннет, – открытым и жизнерадостным, без притворства и жеманства. Его жена была столь же добра и рассудительна. Из-за того, что они жили в Лондоне, Мэри не видела их уже несколько лет, но она много слышала от Джейн и Элизабет о том внимании, которое те проявляли к обеим сестрам, когда те оказались в трудном положении и им необходимо было покинуть Лонгборн. Мистер и миссис Гардинер с радостью предложили им убежище в своем доме, когда это было особенно необходимо. Быть может, они согласятся принять Мэри на тех же условиях?

Чем больше она думала об этой возможности, тем больше в ней росла надежда. После смерти мистера Беннета Мэри получила от миссис Гардинер письмо с выражением соболезнования, которое содержало очень трогательное чистосердечное сожаление по поводу утраты Мэри и искреннее понимание ее затруднительного положения. Письмо заканчивалось приглашением навестить их, когда она пожелает. Миссис Гардинер понимала, что, поскольку Мэри нечасто бывала в Лондоне, перспектива погостить у них может показаться очень пугающим шагом, но она должна знать, что их дом на Грейсчерч-стрит всегда будет для нее вторым домом, если она захочет к ним присоединиться.

Мэри сразу стало ясно, что Гардинеры – ее лучшая и, собственно, единственная надежда. Написать письмо, в котором она предлагала себя в качестве гостьи, было нелегко, но перспектива новой встречи с леди Кэтрин пересилила всякую стеснительность. Мэри знала, что должна уехать прежде, чем эта дама решительно проведет ее в классную комнату, игнорируя все ее протесты, и радостно закроет за собой дверь. Она не знала, что ждало ее в Лондоне, но была рада обнаружить достаточно мужества, чтобы предпочесть неопределенное будущее тому, которое, как она знала, сделает ее несчастной.

К концу недели она получила ответ, который оправдал все ее надежды. Миссис Гардинер отвечала, что они будут рады ее видеть и что она может приехать, как только сочтет это удобным. Ей дадут комнату в задней части дома, где городской шум меньше всего будет ее беспокоить, и, если она сумеет сесть в дилижанс из Меритона, мистер Гардинер будет счастлив встретить ее на вокзале Чаринг-Кросс.

Шарлотта восприняла новость Мэри спокойно. Она никак не прокомментировала это решение, только предложила написать леди Кэтрин, дабы объяснить, что семейные обстоятельства вынудили Мэри покинуть Хартфордшир, и это не позволит ей принять любезное предложение ее светлости найти ей место в качестве гувернантки. В самом деле, теперь, когда Шарлотта была уверена, что Мэри уезжает, к ней вернулась ее прежняя теплота. Она позаботилась о том, чтобы одежда Мэри была должным образом сложена, помогла ей собрать книги, одолжила денег, чтобы заплатить за проезд в экипаже, и даже передала целый горшок ее лака для пола с запахом лаванды в качестве подарка для миссис Гардинер. Миссис Хилл расстроилась гораздо больше, узнав, что Мэри уезжает.

– Мне бы не хотелось думать, что наш недавний разговор послужил причиной вашего отъезда. Я никогда не хотела доставить вам неприятности.

– Нет, миссис Хилл, вы ни в чем не виноваты. Если вина и лежит на ком-то, то только на мне. Были вещи, которые я не осознавала со всей ясностью, и ваши слова заставили меня лучше понять тот риск, которому я себя подвергала.

– Вы не должны брать всю вину на себя. Извините, если я скажу, что, по-моему, мистер Коллинз мог бы вести себя более осмотрительно.

– Думаю, мы оба ошибались, – печально сказала Мэри. – Я была глупа. Я полагала, что нашла друга – кого-то, с кем можно разделить интересы и кто, казалось, наслаждался тем, что учит меня. Мне и в голову не пришло, что время, которое мы проводили вместе, можно истолковать как-то иначе. Я не из тех женщин, в которых влюбляются мужчины.

– Вы слишком низкого о себе мнения. Мне грустно это слышать.

– Что ж, в таком случае я больше ничего не скажу. Но я рада видеть, что мистер и миссис Коллинз, судя по всему, гораздо более довольны друг другом, чем прежде.

В окно было видно, как парочка занималась, по своему обыкновению, беседкой в саду. Шарлотта стояла с планами в руках, а ее муж высаживал молодое деревце. Уильям бегал вокруг них, смеясь и крича во весь голос.

Миссис Хилл вдруг схватила Мэри за руки и крепко их сжала.

– Когда-нибудь я увижу, как вы вернетесь сюда замужней женщиной. Я в этом уверена. Вы этого заслуживаете. И когда это случится, я с величайшей радостью выпью за ваше здоровье.

Мэри наклонилась и поцеловала ее в щеку.

– Может, попросим мистера Хилла прийти и спустить мои вещи вниз?

Некоторое время спустя Мэри стояла на крыльце, наблюдая, как ее вещи грузят в карету. Вскоре она была готова ехать. Вся семья собралась, чтобы проводить ее. Уильям одарил ее липким поцелуем, Шарлотта чмокнула в щеку и попросила написать, как только Мэри приедет в Лондон, а мистер Коллинз отвесил свой обычный поклон. Он почти не разговаривал с Мэри с тех пор, как она объявила о своем намерении уехать. Мэри предположила, что теперь ему немного стыдно за ту близость, которую они разделили в библиотеке. Однако кузен протянул руку, чтобы помочь ей сесть в карету, и, как только та устроилась, без единого слова положил на сиденье рядом с ней небольшой сверток, затем вернулся и встал рядом с женой и сыном.

Все трое помахали рукой, когда экипаж тронулся. Мэри помахала в ответ, глядя на медленно удалявшийся дом. Пока фигуры мистера и миссис Коллинз становились все меньше и меньше, ее поразила мысль о том, как новое отношение Шарлотты к мужу напоминало ее амбиции в отношении самого Лонгборна. Все, что она получила вначале, было несовершенным. Несмотря на те внешние признаки, которые не удовлетворяли ее, Шарлотта была достаточно проницательна, чтобы оценить тот факт, что за ними крылся весьма твердый фундамент. Женщина, обладавшая дальновидностью и терпением, могла бы создать нечто ценное из такого материала. И хотя результат никогда не стал бы самым модным и не продемонстрировал бы тысячи изящных деталей, он мог оказаться прочным и надежным, предлагая комфорт и безопасность тем, кто удовлетворен столь ненавязчивыми качествами. Шарлотте был такой проект по душе, и Мэри не сомневалась, что с мистером Коллинзом ей суждено было добиться такого же успеха, как и с Лонгборном.