Мало-помалу ее застывшие чувства начали оттаивать, и когда это произошло, Мэри начала осматриваться вокруг, желая узнать больше о том, что лежало за стенами дома Гардинеров. Первое время она довольствовалась короткими прогулками до конца улицы, но вскоре ей захотелось пойти подальше. Городские толпы больше не пугали ее, как когда-то, и вскоре Мэри решила, что готова отважиться на более длительные путешествия. Миссис Гардинер не соглашалась позволить этого до тех пор, пока они не исходят улицы вдоль и поперек – достаточно для уверенности, что Мэри хорошо разбирается в сложной географии города, чтобы девушку можно было отпускать одну. В конце концов тетушка дала свое позволение, но лишь после того, как Мэри поклялась следовать всем ее советам.

– Не уходи слишком далеко, ни с кем не разговаривай, а если тебе неловко, найди приличную женщину и попроси ее защиты.

Эти слова звенели у Мэри в ушах, когда постепенно она знакомилась со всеми самыми интересными улицами в округе. Вскоре у нее вошло в привычку надевать шляпу и ходить пешком от Грейсчерч-стрит до Чипсайда и дальше, не имея иной цели, кроме как наслаждаться атмосферой каждого нового места, которое она для себя открывала. Мэри никогда бы не поверила, что ей могло доставить такое удовольствие затеряться в городской толпе. Была в этом свобода, заключила она, быть одной из многих – знать, что ты никогда больше не увидишь людей, которые проходят мимо тебя так близко, равнодушно не поднимая глаз. Она могла быть кем угодно – никто не знал, откуда она и из какой семьи. Лондон был полной противоположностью Меритону, где любое имя и история были общеизвестны, а твое прошлое всегда определяло тебя. Здесь же это не волновало никого, и эта мысль вызвала у Мэри легкий приступ страха, но в то же время и возбуждения.

Однажды весенним днем, когда Мэри вернулась с прогулки, миссис Гардинер позвала ее в гостиную. Войдя, Мэри обнаружила, что тетя сидит на диване с озабоченным видом. Это было необычно, потому что тетушка редко бывала расстроена, и, сев напротив нее, Мэри начала опасаться, что миссис Гардинер должна сообщить ей какую-то дурную весть. Они немного поболтали о том, что видела Мэри во время своей прогулки, но в конце концов миссис Гардинер заговорила о том, что, очевидно, и было изначальной целью их разговора.

– С тех пор как ты присоединилась к нам, мы жили очень тихо, но вскоре все изменится. С приближением весны мы всегда становимся более общительными. У нас есть обычай устраивать скромные обеды и другие небольшие развлечения – простые встречи друзей и родственников, обществом которых мы наслаждаемся.

Сердце Мэри забилось быстрее. Теперь она была уверена, что сейчас будет сказано что-то непростое. Возможно, если бы она могла вообразить, что это могло быть, если бы она заговорила первой, то смогла бы избавить тетю от неловкой необходимости самой поднимать щекотливую тему.

– Ничего экстравагантного, все очень по-домашнему, – продолжала миссис Гардинер. – Но в доме будет гораздо больше светской жизни, чем ты привыкла.

– Надеюсь, вы не сочтете себя обязанными приглашать меня на эти встречи, – быстро сказала Мэри. – Я буду счастлива остаться наверху с детьми. У меня есть книги – я буду вполне довольна, уверяю вас.

Миссис Гардинер посмотрела на нее с неподдельным удивлением.

– Неужели ты думаешь, – спросила она, – что мы устроим приятный ужин для семьи и друзей и отправим тебя в изгнание наверх?

– Я бы поняла, если бы вы так поступили, – ответила Мэри. – Боюсь, я не слишком блистательна на подобных ужинах.

– Возможно, это больше говорит о тех ужинах, на которых ты до сих пор присутствовала, чем о самой тебе, – заявила миссис Гардинер. – И вообще, в нашем доме никто не обязан блистать. И это, как я нахожу, делает гораздо более вероятной такую возможность. Так, я надеюсь, ты присоедишься к нам?

Мэри понимала: сейчас не время признаваться, что перспектива ужина с лондонскими обитателями наполняла ее дурными предчувствиями, но все же поколебалась.

– Ну же, Мэри, сделай мне одолжение. Тебе может это понравиться.

Миссис Гардинер не выразила ни намека на то, что считала свою племянницу обязанной согласиться на предложение, но тем не менее Мэри сама считала себя таковой. Подумав обо всех любезностях, больших и малых, которыми ее осыпали с переезда на Грейсчерч-стрит, она поняла, что должна принять приглашение с тем же простым изяществом, с каким оно было сделано.

– Благодарю, – ответила Мэри. – Я была бы очень рада присоединиться к вам. И я изо всех сил постараюсь вас не разочаровать.

– Я знаю, что этого не произойдет, – сказала тетя, затем потянулась к колокольчику и позвонила, чтобы принесли чай.

После того как его принесли, она вернулась к теме разговора.

– Ты неправильно поняла меня ранее, но была права в том, что я должна задать тебе очень важный вопрос.

Мэри поставила чашку на блюдце и осторожно опустила ее на стол. Она понятия не имела, что ее ждет.

– Если ты намерена стать светской леди, – объявила миссис Гардинер, – мы должны одеть тебя как подобает и купить тебе новую одежду.

– Новая одежда? – спросила Мэри. – Не думаю, что понимаю вас.

Тетушка поставила свою чашку и посмотрела на Мэри с настороженным терпением человека, понимающего, что не сможет довести свою мысль до конца без особых усилий.

– Ты разумная девушка, поэтому я буду с тобой откровенна. То, во что ты одета сейчас, может быть, подойдет для спокойных дней в деревне, но не годится для вечеров в городе. Мы должны немного приукрасить тебя, моя дорогая.

Мэри вспыхнула. Оказалось, что даже на Грейсчерч-стрит ей не удалось избежать досадной и унизительной темы своего внешнего вида. Миссис Гардинер протянула руку через стол, чтобы успокоить ее.

– Я знаю, что это непростая тема для обсуждения, но позволь мне рассказать тебе, как я отношусь к подобным вещам. Я достаточно ясно вижу, что ты не любишь поднимать шум из-за одежды и тебе не нравится, когда на тебя обращают внимание. Но бывают случаи, когда лучший способ обеспечить свою непримечательность – это соответствовать ожиданиям окружающих. Ты – разумное создание. Ты должна понимать, что если мы хотим войти в общество, то имеет смысл подчиниться хотя бы некоторым его правилам.

– Да, – сказала Мэри. – Как-то давным-давно я и сама вывела для себя эту мысль.

– Тогда почему, позволь спросить, ты отказались от столь блестящих рассуждений?

– Я пала духом. Меня убедили купить новое платье, а в первый раз, когда я его надела, я повела себя очень дурно по отношению к тому, кто заслуживал лучшего. Я решила, что не заслуживаю носить красивую одежду, если не могу доверять себе и вести себя в ней должным образом.

Такого ответа миссис Гардинер не ожидала и была так удивлена, что чуть не рассмеялась.

– Господи, Мэри, если бы это правило применялось повсеместно, ни одна женщина в Лондоне не была бы прилично одета!