Однако Мэри не ответила ей веселой улыбкой, и миссис Гардинер, заметив явное огорчение племянницы, поняла, что это была очень глубокая рана.

– Мне очень жаль. Я не хотела насмехаться над тем, что бы тогда ни произошло. Но я прошу тебя подумать, оправдана ли твоя реакция, ведь ты была несчастна, надев красивое платье всего раз – оно ведь было красивым, я надеюсь?

– Скорее симпатичное, чем красивое, – пробормотала Мэри. – Но мне оно нравилось.

– Я рада это слышать. Однако нет смысла предполагать, что каждый раз, когда ты наденешь что-то привлекательное, результат будет одним и тем же. Напротив, поскольку ты, очевидно, очень серьезно обдумала свои действия, мне кажется маловероятным, что ситуация повторится.

Мэри обхватила руками колени, размышляя. Трудно было оспорить логику тетушки. Она не могла отрицать, что вслух ее рассуждения звучали не очень разумно. Раздался стук в дверь – горничная пришла убрать чайные принадлежности. Но миссис Гардинер, явно желая продолжить разговор, покачала головой, и та тихонько ускользнула прочь. Миссис Гардинер наполнила их чашки тем, что осталось в чайнике.

– Чай немного перестоял, – сказала она, протягивая чашку Мэри. – Но лично я предпочитаю крепкий.

Она наклонилась вперед через маленький столик, стоявший между ними, и обратилась к племяннице тихим, но уверенным голосом:

– Я понимаю, что это деликатный вопрос, однако я полна решимости продолжить его обсуждение. Я знаю, тебе всегда говорили, что о ценности женщины можно судить только по ее красоте и по тому, как она представляет себя миру. Но, прошу, поверь мне, когда я говорю, что существует золотая середина между одержимостью своей внешностью и абсолютным отрицанием ее важности. Я не считаю себя тщеславной женщиной, но признаю, что мне приятно одеваться красиво. И мне бы хотелось, чтобы ты чувствовала то же самое.

Мэри оглядела тетю, пересевшую на диван, оценивая ее стройную фигуру. Миссис Гардинер не была красавицей, но, как вынуждена была признать Мэри, это мало влияло на то благоприятное впечатление, которое тетушка производила. Ее одежда была ей к лицу, она была великолепно подобрана в соответствии с ее характером и положением. В ней миссис Гардинер выглядела именно так, как и должна была – умной и в то же время совершенно непринужденной. Ее тетя добилась этого без всякой суеты и усилий, вопреки тем, что прилагались для этого в Лонгборне. Глядя на свое старое хлопчатобумажное платье, Мэри начала терять терпение. Ее решимость прятаться за такой тусклой и ничем не примечательной одеждой поколебалась. Возможно, миссис Гардинер была права. Возможно, пришло время отбросить свои принципы и начать все сначала.

– Я не предлагаю ничего сложного, – продолжала миссис Гардинер. – Мы могли бы начать с трех-четырех дневных платьев и двух на вечер. Возможно, новое пальто и, конечно, несколько шляп. Соломенная шляпка, быть может, две. Несколько шелковых чулок вместо хлопковых. А еще мы могли бы навестить мистера Долланда и найти тебе более симпатичные очки.

В один миг хрупкий образ, который начал складываться в сознании Мэри, – образ самой себя, преображенной несколькими тщательно отобранными нарядами, – был разбит вдребезги. Когда миссис Гардинер перечислила все, что было необходимо, чтобы уверенно войти в городскую жизнь, Мэри поняла, что этому не суждено случиться. Даже если она убедит себя, что достойна новых вещей, даже если согласится, что не обречена на вечные прятки под одеждой, которая ей не шла и не нравилась – даже тогда она не сможет вести себя так, как хотела ее тетя. Она не могла себе этого позволить.

– Я понимаю, о чем вы говорите, – начала Мэри, тщательно подбирая слова. – И я признаю, что мои опасения должны выглядеть глупо, если подвергнуть их проверке здравым смыслом.

– Я рада наконец-то видеть знакомую мне умницу Мэри, – сказала миссис Гардинер. – Признаюсь, я уже начала гадать, куда она запропастилась.

– Но даже если вы меня убедите, – продолжала Мэри, – боюсь, это ничего не изменит. У меня нет денег, чтобы заплатить за новые вещи, тетушка.

– Но деньги есть у меня, – заявила миссис Гардинер. – И я с удовольствием куплю эти вещи для тебя. С превеликим удовольствием!

Мэри покачала головой.

– Я не могу этого допустить. Я уже многим вам обязана и не смогу вынести еще и таких обязательств.

– Я не уверена, существует ли такая вещь, как обязательства между теми, кто действительно небезразличен друг другу.

– Вы очень добры. Но я не могу принять ваше предложение.

Миссис Гардинер встала и разгладила платье.

– Я знала, что ты так скажешь. И хотя я не согласна с этим, я понимаю твое нежелание. Однако есть еще один человек, который хотел бы помочь тебе, и я чувствую, что ты смогла бы принять его помощь безо всякого смущения.

Мэри была поражена. Она принялась умолять тетю рассказать ей, кто этот человек и как он узнал о ее положении. Однако миссис Гардинер отмахнулась от всех ее расспросов и вместо этого спокойно позвонила в колокольчик, вызывая слугу.

– Мы просидели здесь достаточно. Сара может войти и убрать подносы.

Она протянула Мэри руку в знак приглашения.

– Я знаю, что ты сегодня выходила на улицу, но и мне нужно подышать свежим воздухом. Ты уже открыла для себя прелестный сад у Финсбери-парка? Нет? В таком случае именно туда мы и отправимся. Там мы сможем поговорить безо всякого стеснения.

Когда Мэри и миссис Гардинер вышли из парадной двери, на языке у девушки вертелась тысяча вопросов, но тетя категорично заявила, что не ответит на них, пока они не дойдут до парка. Мэри пришлось с некоторым трудом заставить себя поддерживать беседу о других вещах, пока они шли по Грейсчерч-стрит и дальше по лабиринту улиц; и лишь когда они сели на маленькую, окруженную кустами скамейку под очень красивыми деревьями, миссис Гардинер выразила готовность объясниться.

– Должна признаться, я переписываюсь с Лиззи с тех самых пор, как ты приехала к нам.

Мэри поддела гравий дорожки носком ботинка.

– Вы переписываетесь обо мне?

– Да. Ее встревожили известия, что ты так внезапно покинула Лонгборн. Изначально ты ведь этого не планировала.

Миссис Гардинер сделала многозначительную паузу, но Мэри пристально смотрела на двух голубей, борющихся за корку черствого хлеба. Она не находила в себе сил обсуждать с кем бы то ни было, даже с тетей, причины, по которым покинула свой прежний дом.

– Так или иначе, – продолжила миссис Гардинер, увидев, что из Мэри и слова не вытянешь, – она хотела узнать, как у тебя дела, и я с радостью сообщила ей, что, по-моему, ты неплохо устроилась.

– Как мило с ее стороны.

– Действительно. Но ее письма приходили так часто, что я начала задумываться, не стоит ли за ними нечто большее, чем просто забота. Мне показалось, что в них скрывался едва заметный намек на чувство вины. Как будто она думала, что чем-то тебе навредила, и хотела убедиться, что ты не страдаешь из-за этого.