Лунный человек аккуратно держал меня в ладони, лавируя между столами на рынке и пробираясь к своему дому. От его прохладных и сухих пальцев пахло выделанной кожей и гардениями. Когда мы достигли порога нового дома, я обратил внимание на то, что он похож на хозяина: серый и выщербленный, словно в его фасад угодил залп небесной картечи. Дверь оказалась не более чем пробитой в стене дырой, занавешенной промасленной тканью; из-за неё доносились другие запахи, будто шепоты, – запах льда и ветхой плоти.

Лунный человек усадил меня на пустой стол в своём кабинете и уставился в мои маленькие глаза.

– Итак, юноша, – сказал он голосом, напоминавшим перекатывающиеся по склону лунного холма валуны, – я знаю, что ты можешь говорить, потому давай покончим с притворством. Я не буду делать вид, что мне неизвестна твоя истинная стоимость, а ты перестанешь изображать, что не рад избавлению от своей семейки.

Я благодушно пожал плечами.

– Гомункул мне в доме без надобности – я сам поддерживаю здесь чистоту, следить за кем бы то ни было тоже не имею необходимости, если речь не о ворах. Но ты ценен именно своим ростом – это что-то новенькое, я такое вижу впервые. Тела – моя профессия. Как бы ты хотел освободиться от своего?

Я посмотрел на свои руки размером не больше желудей, изящные фейские ножки и тельце, коему было не суждено пройтись по улице, не рискуя оказаться проглоченным воробьём.

– Это невозможно, господин, как бы я ни желал подобного.

Лунный человек впервые улыбнулся, и его лицо раскрылось, как треснувший гранат.

– Совсем наоборот, мой крохотный друг. Можешь звать меня Отцом. С учётом обстоятельств, так будет правильно, не находишь?

Он снова посадил меня на свою прохладную бесцветную ладонь, и мы вместе прошли через толстую дверь, ступили на длинную винтовую лестницу, которая изгибалась в обратном направлении таким образом, что мы будто подымались и спускались одновременно. Я не понимал, где мы, видел лишь, как стены превратились во влажный камень, и ощущал, что нахожусь глубоко под землёй. Наконец мы вошли в комнату, заполненную людьми всех форм, полов и описаний. Они стояли у стен, как свёрнутые ковры, светловолосые девы рядом с седыми стариками и милыми детишками. То и дело среди человечьих красот попадались странные создания – василиски, левкроты и одноноги, чьи ступни будто свело судорогой от холода, так как комната была студёная, точно ведьмино сердце: на потолке сверкал иней. Глаза у всех были сомкнуты, на лицах застыло спокойствие.

Лунный человек широким жестом обвёл свою коллекцию:

– Выбирай! Здесь есть любые возможные сочетания внешних черт – тебе хотелось бы иметь груди или бороду? Тёмную кожу восточного принца? Нежные детские ручки? Придётся отказаться от этого несчастного тельца, но я наряжу тебя в новое, которое будет сидеть плотно, как корсет невесты! Для меня это не сложнее, чем перенести лампу с одного стола на другой. Просто надо тебя убить, остановить сердечко, и всё будет хорошо. Давай я расскажу тебе, как это делается.

У моего народа всегда была власть над телами людей. Мы родились, когда первые лучи Матери-Луны коснулись волн первого океана. Из воды изначальной вышли И[13] – Луна приложила нас к своей груди, которая в те времена касалась моря, вынуждая солёные воды бурлить.

Луна научила нас умирать. Пришлось учиться, повторяя снова и снова, – это было нелегко. Другие, дети солнца, умирают естественно и красиво, а для нас это то же самое, как решить сложное уравнение не имея ни пера, ни бумаги.

Луна научила нас, что мы вправе брать тела мёртвых, – мы принадлежали ей, и, поскольку ночь была её вотчиной, хладные и мёртвые были нашими. Таков её дар, чтобы мы попробовали каждую из возможных жизней, от самых простых до возвышенных. В первые дни мира она показала нам все секреты бескровной плоти, позволяющие плыть сквозь тела, как рыбы плывут сквозь кораллы; смерть расчищает для нас место. Но плыть сквозь живое море нельзя: пловец и вода должны быть в равной степени омертвевшими. Итак, чтобы научиться переходить из одной плоти в другую, мы должны были освоить искусство умирания.

Первым из нас не повезло. Они погружались под воду и дышали легко, инстинктивно; входили в огонь и начинали сиять; прыгали с утёсов, и из-под их лопаток вырывались крылья, будто распахивались бумажные веера. Они вскрывали вены костяными ножами, но лишь становились лёгкими и прозрачными, как бриллианты, утратив всю кровь. Нас охватило отчаяние. А солнечные дети были чудом: они умирали на наших глазах легко, как маргаритки зимой.

Мне выпало совершить открытие. Я сидел под луной, касаясь ртом её ледяных пальцев, и думал о проблеме. Мы, раса самоубийц, истязали собственные тела, снимая кожу, точно одежду. Если бы мы взамен помогли друг другу в смерти, превратили это в таинство, вероятно, удалось бы освоить трюк.

Я пошел к одной из моих сестёр и упал перед ней на колени, умоляя задушить меня, выдавить глаза и спалить моё сердце в печи для обжига глины. Моя идея рвалась из меня с усердием горного ручья – так страстно я желал стать первым среди соплеменников, освоившим искусство смерти. Она тоже загорелась от любопытства и, обхватив тонкими сине-белыми пальцами моё горло, сжимала его до тех пор, пока я не рухнул к её ногам, точно сброшенное одеяло.

Так случилось первое убийство среди И. Празднество длилось семь дней и ночей; покачивались серебряные фонари, а халцедоновые флейты играли милые вальсы. Наш мир, испещрённый брызгами звёздного света, вдруг превратился в какофонию смертей, когда мы начали перепрыгивать из наших тел в яркие тела детей солнца. Конечно, умерев в первый раз, мы теряли неуязвимую лунную плоть, что принадлежала нам от рождения. Но мы обнаружили, что, чем дольше оставались в новых телах, тем сильнее они напоминали наши прежние: цвет покидал глаза, кожа становилась бледной, как лишенные теней кратеры. Через несколько лет в теле доярки любой из нас выглядел самим собой.

Разумеется, дети солнца, как люди, так и монстры, испугались нашей силы. Я так и не понял почему, – ведь, когда они покидают тела, теряют всякое право на них, и Луна даровала их нам совершенно законным образом. Но они в ужасе отворачивались от нас и вынудили носить серые рябые плащи, чтобы мы отличались от их дорогих усопших, пока чужая плоть не превратилась в нашу собственную. Однажды они поймали недавно умершего мальчика, пока И в нём был ещё слаб и не научился управлять новыми мышцами, чтобы сопротивляться. Они держали его в тёмном колодце, куда не могла заглянуть Мать-Луна, и пытали кипящим маслом, тисками для больших пальцев и коварными ядами, пока он не открыл им часть наших секретов – к коим, разумеется, не относился способ путешествия между хладными телами. Истязатели отправились в Аль-а-Нур и залили цемент в основание Башни мёртвых, где с той поры практикуют искаженную форму нашего искусства.