Посреди нашего экстатического танца между телами Луна спустилась к нам, пока мы спали, и шептала на ухо каждому И одно и то же. Она пообещала, что, когда один из нас – только один! – испробует каждую жизнь из солнечного сада, который суть мир, мы сможем к ней вернуться и погрузиться в море света, и она станет баюкать нас на своих опаловых руках.

Поэтому мы прыгаем всё выше, наши звёздные пальцы едва касаются каждой формы, человечьей или монстрической, и мы выискиваем каждую разновидность лап и каждый оттенок глаз, чтобы вернуться в ночь к изначальной бледности Луны.

Лунный человек посмотрел на меня своими выбеленными глазами и улыбнулся, редкие волоски на его подбородке дрогнули.

– Видишь ли, я великий коллекционер, держу здесь все эти тела, а братья и сёстры доверяют мне. Они знают, что всегда могут воспользоваться моим запасом, если нынешние наряды наскучат. Поток И, приходящих ко мне, не иссякает, как река, что мчит свои воды под луной: приходит старуха – уходит юнец, приходит северянин с волосами цвета льда – уходит южанин с кожей цвета корицы. Что до сброшенных тел, всем нужна пища, и здесь проходят пиры каждые две недели. Но ты! Таких мы ещё не видели! И должны прибавить твоё тело к нашей сокровищнице – в обмен можешь взять любое, какое захочешь.

Наверное, я был потрясён, но в тот момент мог думать лишь о теле с длинными стройными ногами, которое было бы ростом выше моего отца. Я согласился с лёгкостью, как если бы мне предложили обменять деревянное колесо на пару цыплят.

Он любезно пронёс меня мимо целой вереницы тел, и я осмотрел их по очереди. Наконец остановил свой взгляд на юноше с кожей цвета старого бренди, чьи брови круто изгибались над глазами с пушистыми ресницами, придавая благородному лицу изумлённое выражение. Он был очень высокого роста.

– Великолепный выбор, сын мой! Это Марсили – давным-давно он был сыном Султана, обручённым с девой неземной красоты, у которой были жёлтые глаза волчицы. Но он разозлил своего отца – скорее всего, увлёкся азартными играми или шлюхами, молодые люди так подвержены этим порокам! – и Султан в великой мудрости продал мальчишку мне, а на девушке женился сам. Говорят, на востоке есть целая династия волкоглазых султанов. И он нам не нужен: дешевый шик балованных принцев нам давно наскучил. – Он засучил серые рукава. – Начнём?

Я дважды моргнул; сердце глухо колотилось в моей груди, как изнурённые работой кузнечные меха.

– Но я… я не могу задушить тебя, Отец, у меня и близко нет требуемой силы.

Он добродушно усмехнулся:

– О, мне не надо умирать, я не присвою это тело. У народа И всё общее. Пусть любой мой соплеменник воспользуется им. С помощью холода легко сохранить тела нетронутыми, пока они не понадобятся. Умереть придётся лишь тебе. Это будет лёгкая смерть, обещаю! Покажется, что ты проглотил большой кусок хлеба, и он застрял в горле, где-то между ртом и животом. Конечно, простой глоток воды протолкнул бы хлеб в нужном направлении, но ты почувствуешь удивительную растянутость, переполненность. Такова она, маленькая смерть.

Это звучало не слишком страшно. Я выпрямился во весь свой невеликий рост – не выше кузнечика – и сложил руки на груди, чтобы казаться похожим на храброго солдата.

– Я готов, Отец. Можешь убить меня прямо сейчас.

– Мы не должны повредить тело! – радостно прочирикал он и обхватил своей липкой ручищей мой нос и рот. Он так и держал её, источающую запах гардений, пока я боролся, пытаясь вдохнуть. Наконец я ослаб и безвольно повис на изгибе его большого пальца.

Он был прав – я словно подавился хлебом. Сначала были тревога и паника, потом странное растягивание, затем «хлеб» скользнул в мой живот. Я не парил над своим телом, как иной раз рассказывают, – просто стоял рядом с ним, очень спокойный, как будто происходящее меня вовсе не касалось. Я смотрел, как Лунный человек помещает моё тело в странную вязкую жидкость цвета дорогих чернил. Потом, вытащив безвольное тело Марсили из хранилища, он смазал его лоб маслом с мускусным запахом. Наконец, поместил продолговатый белый камень в рот трупа и прошептал несколько слов, которые я не расслышал.

Я будто моргнул – и открыл уже не свои глаза, а Марсили. Когда я шевельнул пальцами, это были пальцы Марсили. Когда я заговорил, услышал медовый голос Марсили, поставленный учителями за годы тренировок. Камня в моём рту не было.

– Я же… я это он! – вскричал я и посмотрел Лунному человеку прямо в глаза. Глупо было так говорить, но я чуть не заплакал от счастья, когда коснулся холодного потолка пальцами.

С того дня я умолял, чтобы он взял меня в ученики и обучил своей магии, чтобы мне никогда не пришлось испытать большую смерть. Он не видел в этом смысла, потому что Луна не являлась моей матерью. Я мог стоять лишь у подножия длинной лестницы, по которой к ней взбирались И. Но через некоторое время Отец смягчился – ему было одиноко, или его одолело любопытство, либо то и другое сразу. Так я начал своё долгое обучение. «Даже неверующие могут совершать священные таинства», – любил он повторять. Как по мне, вся суть этих таинств – еда да питьё. Я так и не смог познать вкус Луны. Однако можно пить вино и просто так, не ударяясь в религию. Я стал для него таким вином.

Я сохранил имя своего первого тела. Оно веселило меня, потому что казалось одновременно мужским и женским, к тому же существовало множество форм обоих типов, которые можно было испробовать. Я не И – тела не разрушаются, когда я внутри. Просто перехожу из одного плотского наряда в другой, когда они мне надоедают. Я так и не понял, что именно в сущности И разрушает тела, которые они надевают, но мне такое растворение ни разу не довелось испытать. Я был хорошим учеником; в конце концов даже помог Лунному человеку перейти в следующее тело: я почтительно опустился на колени и вспорол ему живот, затем приготовил следующее тело для перехода – поместил белый камень на новый язык и был первым, чьё лицо он увидел новыми глазами, большими и фиолетовыми, как поле сирени. Это были глаза милой вдовушки, умершей от лихорадки.

Именно в этом теле Лунный человек стал моей возлюбленной. По сути своей И бесполы, но они следуют желаниям тела, в котором пребывают. И не родилась ещё вдова, которая не желала бы молодого принца в качестве любовника. Мы провели так много лет; даже когда плоть вдовы посерела и покрылась кратерами, я не возражал: целовал шелушащиеся рябые руки и ноги, и они были сладкими, как сушеные гардении. Это продолжалось, пока мы не надоели друг другу, – потому что не родилась ещё вдова, которой бы в конечном итоге не наскучил бы безбородый партнёр. Так я отправился повидать мир.

Я учился и применял полученные знания. Когда я покинул дом Отца, ни один нурийский ловец трупов не мог сравниться со мной, ему оставалось лишь пылать завистью, как пылает очаг зимой. Когда мои родители умерли, я забрал их тела – о, в каких дебошах участвовали эти куски плоти! Я наказал их в их собственной шкуре.

Но я не И, беру тела не для того, чтобы достичь мистического единения с мистической Луной. Я всё делаю ради удовольствия и выгоды, такой образ жизни весьма привлекателен. Меня не связывают их законы, я не обязан носить обросший ракушками плащ и поэтому перемещаюсь среди жителей Шадукиама неузнанный и неотмеченный. Всего дважды я был нетерпелив до такой степени, что не стал ждать, пока хозяин моего будущего тела покинет его.