Теперь внесем некоторые корректировки в условия. Лес – не наполненная щебетом птиц, благоухающая ароматами цветения и молодой листвы светлая пуща, а мрачная, промозглая, заваленная буреломом и изрезанная вдоль и поперек оврагами чащоба. Да, и еще одно – девушка не порхает рядом с вами по манящей вдаль тропинке, весело лепеча что-то милое и время от времени игриво «стреляя» глазками из-под собственноручно сплетенного веночка, а болтается, извините за выражение, у вас на плече практически мертвым грузом. И все ваше внимание посвящено не ее заигрываниям, а тому, как бы не сверзиться в очередную канаву и не сверзить туда же ее. А на стройные загорелые ножки вы обращаете внимание лишь в те моменты, когда эти самые ножки вам приходится выпутывать из очередного сплетения веток, за которые они непонятно как умудрились зацепиться при преодолении неизвестно каких уже по счету зарослей. Приятная прогулка, не правда ли?!

Примерно описанным выше образом и происходило путешествие Алексея по лесу с бесчувственной Машей на плече. При выборе вектора движения особо он не заморачивался. Идти туда, куда, судя по всему, они ехали на машине, не стоило ни в коем случае. Развернувшись, Леша потопал по остаткам асфальта в прямо противоположном направлении. И был жестоко «обломан» уже километра через полтора. Жалкое подобие дороги, петлявшее по лесу из ниоткуда в никуда, обрывалось вдруг, как пьяная песня на полуслове. От крайней точки асфальта расходилось в разные стороны аж три наезженные колеи. Ну, как сказать – наезженные… Такие, по которым, в принципе, мог бы проехать «Лендкрузер». Потратив еще минут двадцать в попытках определить среди них именно ту, по которой они сюда попали, Алексей плюнул и сдался. Найти следы собственных покрышек в лиственно-грязевом месиве не удалось. Равно, как и иных явных примет недавнего проезда транспортного средства вроде сломанных веток или еще чего-то подобного. Следопыт из него, по правде говоря, был хреновый. Надо было в детстве в огромной родительской библиотеке отдавать предпочтение Фенимору Куперу, а не Конан Дойлю.

Двинулся, кряхтя и пристраивая поудобней на загривке живую поклажу, чисто по интуиции, выбрав дорогу посуше и с направлением, показавшимся наиболее подходящим. Часу не прошло, как стало ясно, что и тут он дал маху. Грунтовка очень быстро истончилась до совсем уже неприличной ширины, следы автотранспорта исчезли с нее напрочь, а вскоре она, в свою очередь, распалась на несколько тропок, явно пешеходных, а то и вовсе звериных. И куда теперь?!

Уже не пытаясь угадывать «нужное» или «правильное» направление, Леша выбрал правый путь – исключительно в силу того, что именно эту сторону надлежит выбирать человеку верующему. Поскольку если он на что-то и мог уповать в данную минуту, то только на собственную веру. В том, что он полностью, абсолютно и безнадежно заблудился, Алексей честно признался себе еще с полчаса назад. Похоже, даже имей он на то желание, не вернулся бы сейчас и к месту аварии. Гадский лес шутил с ним свои гадские шутки. «Водил», как принято говорить в таких случаях. У Алексея не было уверенности в том, что он вообще не ходит по кругу. К сожалению, с некоторых пор уверенность была в другом – в том, что в лесу этом он не один.

Сперва пришло смутное ощущение – чьего-то присутствия, внимания, взгляда. Боковое зрение в сгущающихся сумерках вроде бы уловило движение. Потом – уловило наверняка. Следом раздались звуки. Как бы ни осторожен был зверь, вековыми инстинктами приученный передвигаться по лесу, а тем более выслеживать добычу совершенно бесшумно, но осенний лес – не летний. Не орут птицы, не гудят насекомые, создавая отвлекающий внимание звуковой фон. Мелкая живность по большей части давно уже забилась в норки, куда натаскала загодя вкусненького на всю зиму и не шуршит, не топочет по траве. Да и самой травы, скрадывающей звуки, тоже нет. А вот сухих веток куда больше – под ногами. Или – под лапами…

Черно-серые тени мелькали между деревьев, особенно уже и не скрываясь. Взобравшись на небольшой пригорок, Алексей поудобней устроил так и не подававшую никаких признаков жизни Машу возле массивного пенька, а сам поднес к глазу выуженный из «разгрузки» монокуляр. Слабое освещение и немаленькое (пока) расстояние особых подробностей разглядеть не позволяли, но этого и не требовалось. И так было ясно, кто пожаловал. «Придет серенький волчок, схватит детку за…» Да неважно, за куда конкретно схватит. Важно, что, похоже, именно с такими намерениями их и преследуют. И кстати, что-то крупноваты эти твари для нормальных, обычных волков. И окрас какой-то не такой… Или он ошибается, не спец по фауне все-таки?

Словно в ответ на Лешины сомнения, с возвышенности, на которой располагались преследователи, раздался заунывный, раскатистый вой. Похоже, серые разбойники поняли, что обнаружены, и теперь решили действовать совершенно в открытую, да еще и попугать при этом. Отзывом на протяжное вытье стали аналогичные звуки, раздавшиеся правее и левее той точки, на которой стояла первая замеченная Алексеем волчья пара. Из зарослей неспешным, даже где-то вальяжным ходом появилась еще одна «двойка». Затем, с другой стороны – еще одна. А вой тем временем не прекращался. Похоже, основные силы стаи еще на подходе.

Кстати, звуки, издаваемые волками, более всего походили на вполне осмысленный диалог. «Старшой» позвал – остальные откликнулись. Дал команду – докладывают, что приняли, и выполняют. Алексею сразу вспомнился рассказ одного знакомого «подпола», заядлого охотника, любившего это дело до умопомешательства. «Приняв» как-то в одной с Лешей компании как раз то количество «беленькой», что располагает к полной откровенности, но еще не навевает сюжеты для явных алкогольных бредней, этот кадр, совершенно не склонный к мистике и вообще фантазиям, принялся рассказывать об одном крайне неприятном случае из собственной охотничьей практики. По его словам, они с товарищем (абсолютно трезвые!), засев ночью на заранее хорошо оборудованной позиции в ожидании встречи на расстоянии прямого выстрела то ли с кабаном, то ли с какой-то рогато-копытной живностью, были доведены чуть ли не до преждевременного инфаркта раздавшимся вдруг над ночным полем воем.

– Ты понимаешь, старик, – подполковник, не прерывая рассказа, опрокидывал в себя очередную стопку и раскусывал румяную редисочку совершенно автоматически, мыслями полностью вернувшись в ту жуткую ночь, – понимаешь, в чем дело-то? Я что, волков в жизни не слышал?! Да я, знаешь, со скольки лет на охоте?! А тут – так проняло, что чуть штаны не намочили, причем оба и сразу! Не волки это были, вот веришь, нет – не волки!

Тогда Леша верил – оперовское бытие прекрасно научило отличать брехню, даже самую мастерскую, от правды. По крайней мере, не вызывало сомнений то, что рассказчик не врет, не пытается «задвинуть» очередную развесистую охотничью байку, а передает собственные эмоции и переживания абсолютно искренне. Тем более что история выставляла его в свете совершенно не героическом – заканчивалась она тем, что двое здоровых мужиков, бывалых ментов, имевших в руках каждый по полуавтоматическому карабину с нехилым боекомплектом, дернули оттуда так, что только снег взвихрился. Чуть коробку передач бедному «уазику» не вынесли…

Тем более верил в ту давнюю историю он сейчас – стоя лицом… (к морде? или все таки – к лицу?) с не волками. То, что преследователи, выстраивавшие буквально у него на глазах очень грамотную загонную линию, лишь внешним видом походят на лесных хищников, сомнений не вызывало. Либо самые натуральные оборотни, либо какая-то другая колдовская дрянь, управляемая и направляемая понятно кем. И что дальше?!