— Успокойся, женщина! Когда бы я успел? Нет там никакого пожара, ложная тревога. Но, надеюсь, на пару часов она Тивасара задержит. Так что спасибо, что проводила, а мне пора идти.

— Проводила? — До Нины с опозданием дошло, что сейчас ее прямо здесь, посреди дороги, и бросят.

Перспектива остаться в одиночестве ночью на темной трассе не слишком радовала, как и известие о том, что магос собрался лезть куда-то один, без поддержки. Хотя если подумать, чем бы она могла ему помочь? Только под ногами путалась бы…

— И что мне теперь делать? — смирилась Нина.

— Сидеть и ждать. Караулить лисапеды, вещи и вот эту штуку. — Магос протянул ей тонкую прозрачную трубочку, похожую на стержень от шариковой ручки, только заполненный мутно-белой жидкостью. — Если через два часа не вернусь, ломаешь ее пополам, собираешься и быстро-быстро уезжаешь.

— Что это? — Нина повертела трубочку в руках, жидкость внутри заколыхалась.

— Сигналка. Кому надо — поймут, что делать.

— А если этот Тивасар вернется раньше времени?

— Надеюсь, что нет, иначе мне крышка, — невесело усмехнулся Ракун. — Но если что — ломай сразу и немедленно уезжай. Даже не пытайся сама сунуться в особняк. Не вздумай вообще приближаться к этому дому и его хозяину!

— Почему? — нахмурилась Нина. — Почему тебе можно, а мне нет?

На самом деле она хотела сказать: «Почему ты туда рвешься, если там так опасно, но при этом нет никаких доказательств, что глава фонда и есть преступник?» Хотела, но оборвала себя на полуслове, потому что магос не просто подозревал Тивасара — он откуда-то точно знал, что тот виновен.

И сейчас — именно сейчас — Нина ему верила.

Только отпускать очень не хотела. Настолько, что вцепилась ему в руку и замерла, глядя в глаза.

Ракун в ответ улыбнулся и потрепал ее по волосам:

— Потому что мне надо, чтобы ты жила, дурочка. И не делай такое лицо, словно уже заранее меня похоронила. Ничего со мной не случится, просто разведаю там все и вернусь.

— Тогда иди уже. Быстрее уйдешь — быстрее вернешься. — Нина решительно отстранилась.

— Эй, а поцелуй на удачу? — сощурился магос.

— Не буду я эту мерзкую рожу целовать.

— А когда свою верну?

— Вот когда вернешь — тогда и посмотрим.

— Хорошо, — легко согласился Ракун. И, внезапно наклонившись, чмокнул Нину в макушку.

После чего стремительным шагом направился к особняку, оставив женщину думать о том, что это сейчас вообще было. Мысли, как назло, выходили сплошь невеселые: слишком уж все походило на прощание.

Ворота перед особняком Тивасара, ничем внешне не примечательные, всегда представлялись Ракуну мифическим чудовищем. Чудовище пялилось на входящих глазами охранников, обнюхивало арфактумами, предупредительно рычало рогачьими глотками и очень редко выпускало обратно тех, кто рискнул сунуться к нему в пасть.

И то, что несколько раз магосу удалось выйти оттуда на своих двоих, ничего не меняло. Потому что в последний раз его из этих ворот выкинули избитого, едва дышащего и в одних штанах. Между прочим, среди зимы!

После этого Ракун точно знал, что по доброй воле никогда больше в этот дом не сунется. Еще сегодня утром первым рассмеялся бы в лицо тому безумцу, который осмелился бы такое предположить.

Но потом были мельком увиденная в городе Тина, странные логические цепочки рассуждений, выплывшие в разговоре за обеденным столом, и еще более странные, существовавшие только в голове магоса. Возможно, стоило озвучить их, но что бы это изменило? Догадки в любом случае остались бы догадками, а этого недостаточно, чтобы брать особняк магната штурмом. А раз так, проще все разведать самому.

Проще, тише, быстрее… и опаснее. Но когда происходило по-другому?

Ракун, прежде чем постучать, несколько раз вздохнул, собираясь с духом. Проекция ауры в шаре была старая, двадцатилетней давности, но вроде бы села надежно, а Тивасар за это время не так уж и изменился. Да и, в конце концов, ночь же. Кто станет разглядывать?

Охрана на воротах, однако, смотрела недоверчиво и удивленно.

— Что? — нервно гаркнул магос. — Машина сломалась, пришлось пешком возвращаться.

— Другую подогнать? Или ту обратно прикатить? Далеко она? — тут же затараторили излишне исполнительные ребята.

— Без вас все сделано, ее в город отвезут, там и посмотрят. Могу я уже пройти?

Охранники тут же посторонились, пропуская хозяина, и Ракун бодро направился к дому, надеясь, что там не успели сделать перепланировку. Крайняя глупость — заблудиться в собственном особняке.

Хотя одну глупость он уже сделал: вряд ли Тивасар стал бы оправдываться перед охраной. Скорее всего, даже взглядом бы их не удостоил. И ходил он не так, и говорил не так, но магос сейчас слишком нервничал, чтобы достоверно изображать этого мерзкого типа. Оставалось надеяться, что сойдет. И что это в последний раз. Самый-самый последний!

Слуги на внезапно вернувшегося хозяина тоже смотрели удивленно, но больше Ракун свою ошибку не повторял: не разглядывал их в ответ и не пытался объяснять свои действия. Просто шел вперед знакомым маршрутом, старательно не глядя по сторонам, и очнулся, только поднявшись по лестнице.

Мысленно выругался.

Первым делом он собирался отыскать подвал и тот самый погреб, где когда-то очень мило общался с владельцем дома и его кнутом, но ноги сами привели к комнате Тины.

Как и положено скучным добропорядочным гражданам, спальни у семейной четы Тивасар были раздельные. В комнаты Герберта Ракун никогда не заходил, да и не стремился туда попасть, а вот покои Тины успел изучить очень даже неплохо. И сейчас, стоя перед дверью, всерьез задумался, не постучать ли.

Может, он все неправильно понял, напридумывал ерунды, и сейчас прекрасная хозяйка дома даст логичные и однозначные ответы на его вопросы? Может, и подвал искать не придется? Может, он просто ошибся?

Честно говоря, Ракун очень хотел ошибиться.

Стук в дверь вышел слишком тихим, вкрадчивым, как будто не муж к жене пришел, а робкий слуга к хозяйке. Однако Тина расслышала, и из комнаты сразу же раздалось уверенное:

— Войдите.

Магос толкнул дверь и проскользнул внутрь.

Госпожа Тивасар сидела перед зеркальным столиком и заканчивала макияж. Увидев мужа, она едва заметно улыбнулась:

— Уже вернулся? Все нормально?

— Ложная тревога, — ответил Ракун, пытаясь угомонить колотящееся сердце.

Рядом с Тиной он всегда чувствовал себя как озабоченный подросток. Возможно, если бы их отношения дошли до логического конца, магос сейчас о красотке и не вспоминал бы, вычеркнул ее из памяти, как многих других. Но все закончилось так, как закончилось. То есть не закончилось вовсе. И от этого эмоции захлестывали еще сильнее.