На плечах Ройтмана сверкали новенькие погоны криминаль-комиссара.

– Аарон, ты гнида!

Переменившись в лице, Ройтман пнул Кирилла между ног.

– Ты весь в папашу… – просипел Кирилл, с трудом выпрямившись.

– Что-о?

Отец Ройтмана был из тех израильтян, что нашли убежище в Европе после того, как набравшие силу мусульманские страны превратили Израиль в выжженную ядерными бомбами пустыню. Именно бывшие израильские солдаты составили костяк частных армий. Ройтман не раз с гордостью рассказывал, как его отец «наводил порядок» на охваченной хаосом территории бывшей России. Во вспышке внезапного озарения Кирилл понял, чем именно занимался отец Ройтмана, каких «мародеров» убивал.

– Каратели вы и фашисты, вот что, – дрожащим от ненависти голосом сказал Кирилл. – И оккупанты!

– Ты, немец, совсем умом тронулся, – покачал головой эсэсовец.

– Я русский!

Кирилл оскалился, глядя в поросячьи глаза Ройтмана.

– Освободите его, пусть идет! – Ройтман махнул рукой. – Псих ненормальный!

– У нас другие указания, – проскрипел измененный динамиком голос за спиной у Кирилла.

– С вашим начальством я сам решу! – властно приказал Ройтман.

Кирилла отпустили. Полицаи сворачивали ограждение.

– Аарон, ты меня зря отпустил. – Кирилл с ненавистью посмотрел на Ройтмана. – Лучше тебе меня прямо сейчас застрелить!

– Что за глупости, немец? – Ройтман хихикнул. – Как можно тебя убивать? Никак не можно! Иди, может, еще кто-то на тебя клюнет. Ты настоящий горшочек с медом, немец! Тебе цены нет!

Придерживая рукой фуражку, эсэсовец пошел к квадрикоптеру, все четыре ротора которого уже вращались. Как только за Ройтманом захлопнулась дверь, квадрикоптер взлетел.

Кирилла под конвоем отвезли на вокзал и посадили на поезд, идущий в Штильбург. Бежать он не пытался.

После возвращения Кирилл первым делом сходил в парикмахерскую, потом в магазин одежды. А утром, проснувшись по будильнику, вышел на пробежку. Надо было восстанавливать форму.

После того как его выгнали из полиса, Кирилл ни разу не навещал старого букиниста. Не хотел обсуждать и без того болезненную тему. Но, кроме старика, спросить было некого.

– Какой гость! Редкий гость, не побоюсь этого слова! Совсем забыл старика, эх ты… Ну, не стой, не стой, проходи, устраивайся… Я сделаю кофе…

Кирилл прошел в гостевой уголок и сел в кресло. Старик со стоном наклонился, пытаясь выдвинуть ящик, где лежал кофе.

– Дядя Конрад, давайте я помогу! Извините!

Кирилл вскочил, бросился помогать. Он усадил старика в кресло и стал готовить кофе. Букинист смотрел, хитро прищурив глаза.

– Эх, молодежь… Забываете стариков, не заходите… А когда заходите, то по делу. Ты ведь не просто так пришел, мальчик мой. Я прав?

– Да, дядя Конрад, извините меня еще раз! – Кирилл сел в кресло. – Вы правы, как всегда!

– Ну что ж, излагай…

– Скажите пожалуйста, что такое «мертвая вода»? – выпалил Кирилл, внутренне готовый к тому, что старик рассмеется ему в лицо.

– Мертвая вода… – пожевал губами букинист. – Странный вопрос. Неожиданный… Могу я поинтересоваться, зачем ты спрашиваешь?

– Один мой… знакомый… – замялся Кирилл, не зная, как сформулировать мучавший его вопрос. – Словом, он сказал мне, что меня мертвая вода ждет. Что мне ее надо разыскать. Я пробовал найти в сети информацию о мертвой воде, но нарыл какую-то ерунду. Тогда я про вас вспомнил и подумал, что человек, который всю жизнь провел среди книг, наверное, сможет мне больше рассказать.

– Интересно, интересно, – забормотал старик. – Твой друг тоже заметил, что тебя что-то раздирает изнутри.

– Не понимаю, – покачал головой Кирилл.

– Мертвая вода, молодой человек, это из сказок, тех самых сказок, что ты читал в детстве. Но это не просто выдумка, нет… В русских сказках вообще мало вольной фантазии. Когда христиане на Руси побороли язычников, языческие верования попали под запрет. Но не исчезли, нет-нет. Они спрятались, ушли в народные предания, в сказки. Мертвая вода – одна из таких спрятанных диковин. Представь себе землю после лютой зимы. Сходит снег, и земля лежит мертвая, безжизненная, а потом проходит дождь, омывает раны земли, заживляет их. Этот дождь и есть мертвая вода. За ней приходит вода живая, которая возвращает земле жизнь, и та расцветает. В сказках это отразилось как вода, способная возвращать мертвому герою жизнь. Изрубленные куски тела складывали вместе, брызгали мертвой водой, и тело героя снова становилось целым и невредимым. Затем наступал черед живой воды – и герой оживал. И даже становился бессмертным.

– Но какое отношение это ко мне имеет? – поднял брови Кирилл.

Букинист пожал плечами.

– Рискну предположить, что твой друг заметил в тебе некий внутренний конфликт. И попытался предупредить, подсказать… Ты словно раздваиваешься, порой сам себе не рад. Подумай.

– О чем?

– Увы, я всего лишь старый букинист. – Старик взглянул на Кирилла поверх чашки с кофе. – Но ты сам это должен знать… Не хочешь рассказать, что стряслось? Когда я услышал, что Кирилл фон Медем стал врагом государства, я очень удивился. Это на тебя не похоже!

– Дядя Конрад, извините меня, мне надо идти. – Кирилл встал. – Дела.

Старик поджал губы, но ничего не сказал. Прощались они холодно, и Кирилл подумал, что вряд ли когда-нибудь снова зайдет к старику в гости.

Кирилл часами гулял по форштадту, не видя ни улиц, ни прохожих. Его не покидало чувство, что он что-то упустил, что-то, что было прямо перед ним, на виду. Однажды он чуть не сбил с ног прохожего. Тот обматерил Кирилла и пошел по своим делам. А Кирилл остался стоять, зацепившись взглядом за изрисованную граффити стену. Ему вдруг вспомнился оставленный отцом рисунок. Вернувшись из армии, Кирилл обнаружил среди своих детских рисунков, приколотых к пробковой доске в маминой комнате, еще один. Отец нарисовал дом, дерево, ключ и собаку.

Что, если отец что-то узнал, что-то заподозрил – и Цербер от него избавился, натравив на него анархистов? А в рисунке зашифрована какая-то информация? Компьютерная программа, при всех ее возможностях, рисунок разгадать не смогла бы, из-за неспособности к абстрактному мышлению. Если собака – это Цербер, а ключ – так и есть ключ, то что означали дерево и дом? Ключ от Цербера в доме под деревом? Бессмыслица. Мало ли таких домов… Но раз отец нарисовал именно так, значит это не какой-то дом вообще, а вполне конкретный. Причем Кирилл должен этот дом знать. Но откуда? Может, дело в том, как нарисован дом? Да нет, рисунок похож на детский, отец никогда не умел рисовать… Крыша, труба, окошко, кособокая дверь. Ничего из ряда вон…

– Эй ты, нарк, проваливай отсюда! Неча тут стоять. – Кирилл понял, что замызганная тетка с балкона на втором этаже обращается именно к нему.