— Дарья, ты чего? — спросил он шепотом, таращаглаза.

— Ничего, — разозлилась я. Сенька подошел, приселрядом на корточки и тоже уставился на замок.

— Хочешь заглянуть внутрь?

— Зачем? — нахмурилась я.

— Ну, не знаю. Может, тебе интересно.

— Что интересного может быть в склепе?

— Вдруг там клад?

— Не забивай себе голову. Если и был клад, то его давносвистнули. Не одному тебе мудрые мысли в голову лезут. Посмотри на дверь,личину несколько лет назад меняли.

— Кому это надо? — удивился Сенька.

— Например, родственникам Салтыковых, очень может быть,что они еще есть. Или кто-то из сторожей увидел, что двери распахнуты, и, чтобребятня не лазила, врезал замок.

— А-а… — Сенька моим объяснением остался недоволен,сморщил нос и все же спросил:

— И тебе не хочется заглянуть?

— Куда?

— Туда, — ткнул он пальцем в склеп. — Узнать,что внутри…

— Там просто большой подвал. Скорее всего пустой. Оченьсомнительно, что гробы остались. Говорят, во время войны на кладбище пряталииконы из местного музея. Может быть, в этом склепе. Темное и мрачное складскоепомещение, вот и все.

— Понятно, — кивнул Сенька и вроде быобрадовался. — Домой пойдешь или еще немного здесь посидишь?

— С какой стати мне здесь сидеть? — отряхиваясь,проворчала я.

Вдруг раздался автомобильный сигнал, да не один. Казалось,будто не меньше десятка машин взбесились и дружно взвыли.

— Чего это? — насторожился Сенька. Звукприближался, разрастался, давил на перепонки, а я наконец сообразила:

— Турка привезли.

И в самом деле, вскоре на центральной аллее появиласьпохоронная процессия, она поражала своим размахом, я бы даже сказала, шиком.Никак не меньше ста человек торжественно шли за гробом, который несли на рукахшестеро молодцов в темных костюмах с траурными повязками на рукавах. Венки изживых цветов, дамы в шляпах с вуалями, а впереди оркестр, и не какой-нибудь тамзадрипанный, а личный, губернаторский.

— Класс, — сказал Сенька, тараща глаза, а я тольковздохнула. Среди провожающих я сразу узнала братьев Турка: старший Олегхмурился, младший чувствовал себя не в своей тарелке. Рядом с ними, сложив рукина объемистом животе и слегка склонив голову с видом тихой грусти, шел мужчиналет тридцати пяти. Справа от него бритый здоровяк пристально косился посторонам, еще двое, особо не мудрствуя, держались как можно ближе к хозяину, ятолько диву давалась: как это они ухитряются не наступить ему на ноги?

— Кто это? — заинтересовался Сенька. — Вонтот дядька с браслетом на руке?

— Мороз, — ответила я, оценив Сенькинуглазастость: браслет я приметила не сразу.

— А вчера его на похоронах не было…

— Значит, Блинов не заслужил. А Коля, как говорят, былего лучший друг и правая рука. Правда, у Родионова есть версия, что Мороз Колюи укокошил, чтоб, значит, концы в воду. Не сам, конечно, а наш приятель —Синий… Впрочем, Родионов ужасный путаник, не очень-то я ему и верю. — Неуспела я договорить, как Сенька дернул меня за рукав.

— Вон он.

— Кто?

— Родионов.

И в самом деле: голова Александра Сергеевича мелькала надоградами неподалеку, а затем он показался целиком на ближайшей к нам тропинке.Вскоре стало ясно: половина милиции нашего города прибыла на кладбище, чтобыудостовериться, что Турок благополучно предан земле. Не думаю, что сей факт ихособо тревожил, скорее всего господа милиционеры, так же как и я, надеялисьувидеть что-нибудь интересное. К примеру, Синего. Но его среди многочисленныхпровожающих не было.

— Смотри, дядя Витя, — вновь дернул меня за рукавСенька.

Колесников в сопровождении худенького белесого мужчины,чем-то неуловимо похожего на Дзержинского, несмотря на отсутствие бороды,прошелся вдоль аллеи, с интересом поглядывая по сторонам. Провожавшие не моглине заметить оживленного гуляния на кладбище правоохранительных органов и,должно быть, поэтому презрительно ухмылялись. Гроб поставили на принесенныетабуретки, появился священник в богатом облачении, а я только сейчас обратила вниманиена то, что Турка хоронили в закрытом гробу. Понятно — вчерашний парень:Родионов утверждал, что хоронить там вовсе было нечего. Но ведь Колю не рванулив собственной машине. И когда я видела его в последний раз, он неплохосохранился… тьфу ты, прости господи.

Прощание вышло трогательным, но недолгим. Грянула музыка,затем все стихло, вчерашние мужички закопали могилу, обложили ее венками, инарод потянулся к выходу.

— Что-то тут не так, — сказала я.

Я сидела на зеленой травке недалеко от склепа Салтыковых,Сенька вертелся рядом и выглядел обеспокоенным.

— Пойдем к дому, — позвала я. — Надо Данилунайти.

— Зачем тебе Данила? — насторожился племянничек.

— Вопросы накопились… Что-то на этом кладбище не так.

— Думаешь, в самом деле привидения ходят?

— Может, и не привидения, но с людьми здесь явно что-топроисходит. Вот ты, к примеру, запоем читаешь Достоевского…

— Ты ж сама говорила…

— Говорила, причем всегда, а читать ты начат толькоздесь. — Сенька насупился и всю дорогу до церкви молчал.

Дьяконова я обнаружила в компании бригадира строителей, ониустроились на скамейке в тени сирени и пили пиво.

— Данила, — позвала я. — Иди сюда. Делоесть. — Он торопливо поднялся и, вытирая рот рукой, спросил с готовностью:

— Что за дело?

— Склеп хочу открыть, — сказала я. Данила сСенькой переглянулись.

— Какой?

— Салтыковский.

— Привидение ловить надумала? Пустое это дело. Япробовал, оно точно знает, что его стережешь: не высовывается.

— Хватит болтать, — разозлилась я. — Поможешьдверь открыть? У меня сил не хватит замок сломать. — На последней фразе японизила голос до трагического шепота, боясь, что кто-нибудь из рабочих услышити сообщит батюшке — ему моя затея вряд ли придется по душе.

— Зачем же ломать? — пожал плечами Данила. —У бати ключи есть.