После обеда я мыла посуду (вместе с нами обедали рабочие,было их восемь человек, и посуды набралось много), Вытирая тарелки, я услышалатраурный марш. Не удержалась и пошла взглянуть на похороны. Если честно, янадеялась, что среди провожавших Турка может оказаться и Синий пиджак, поэтомуне стала выходить на аллею, а пристроилась неподалеку, делая вид, что занятауборкой возле одной из могил. Но хоронили вовсе не Кольку. Покойного звалиГена, и, видимо, это он взорвался в собственной машине, потому что хоронили егов закрытом гробу. Провожавших было человек тридцать, в большинстве мужчины.Мордастый парень произнес речь, обращаясь к усопшему, которая в основномсвелась к просьбе: мол, ты тут лежи себе спокойно, а мы разберемся, что к чему,и уж после этого чертям тошно станет. Не приметив ни одного знакомого лица, явернулась в дом. Часа через два пришел Сенька, но почти тут же исчез и вновьявился, когда стемнело. Если верить закладке (книга была заложена фантиком),Сенька освоил сто пять страниц. Я провела с ним беседу и убедилась, что ссодержанием он знаком, но беспокойство все равно меня не отпускало. В десять онсобрался ложиться спать.

— Может, телевизор посмотришь? — спросила я.

— Ну его, надоел. Завтра с утра пойду склепсрисовывать. Данила обещал бумаги дать, а карандашей у батюшки сколько угодно.

— Может, тебя лучше в лагерь отправить? Или всанаторий? Хочешь в Анапу?

— Не хочу. Мне здесь очень нравится, Познавательно… Ивообще я решил за лето всего Достоевского прочитать и Толстого, если успею.

— Ну-ну, — только и нашла я что ответить.

Батюшка отдыхал в своей комнате, Данила ушел провожатьПелагею, которая сегодня задержалась, а я читала в кухне, чтобы не мешатьСеньке, он все еще спит в одной комнате со мной. В окно кто-то осторожнопостучал, я распахнула створку и увидела Родионова.

— Случилось что-нибудь? — ахнула я.

— Ничего такого, чтобы пугаться, — ответил он.

— А чего ж так поздно?

— В целях конспирации. Выходи на крыльцо, поболтаем.

Мы устроились на скамейке возле церкви, и я спросила:

— Какие новости?

— В подвале, где тебя Синий держал, все тщательноосмотрели и кое-что нашли. Там прятали наркоту. Соображаешь? — Я кивнула,на самом деле соображала я довольно туго. Видимо, поняв это, Родионов решилпояснить:

— Если там прятали наркоту, значит, Синий имеетотношение к хозяевам дома. В чужом подвале просто так дорогую вещь не оставишь.Ведь надо быть уверенным, что она не попадет на глаза кому не надо. Сейчассамым тщательным образом проверяют всех родственников и знакомых хозяйки.Думаю, среди них окажется Синий.

— А по-моему, это глупо, — заявила я, Родионовнахмурился, а я продолжила:

— Синий оставил меня там, надеясь, что я скончаюсь отжажды. Хорош подарок для родственников: труп в подвале. Нет, он меня тамбросил, потому что не собирался использовать подвал, я имею в виду, как склад.Он был уверен, что, когда меня найдут, с ним этот подвал никак связать не сумеют.

— Но оба замка отпирали ключом.

— Как ты можешь быть уверен в этом, раз Петрович дверьвыламывал и замки покорежил? — вновь усомнилась я.

— И все-таки он среди родственников. Или друзей.

Спорить я не стала.

— Завтра Турка хоронят, — вспомнила я и вздохнула. —Здесь, на этом кладбище.

— За что ж ему такая честь?

— Вроде бы у него тут бабка.

— Бабка, дедка… Ну надо же… Ты эту аллею видела?

— Конечно. Кремлевская стена. Только мавзолея нехватает.

— Мороза шлепнут, и будет мавзолей.

— А что, его шлепнуть собираются?

— Откуда мне знать? Да и что толку: шлепнут одного, тутже второй появится.

— Работаете плохо, — проворчала я.

— Само собой. Все шишки на нас. Ты вот скажи лучше,какой гад дал разрешение хоронить здесь Турка? Ведь явно человечек немаленькийв городской администрации.

— Сегодня одного уже похоронили. Говорят, в машиневзорвался…

— А-а… Гена Блинов. Чего там хоронить-то. И он, значит,здесь? Удостоили?

— Здесь. Хочу завтра глянуть на похороны, вдруг Синийрешит соратника проводить. Родионов задумался.

— Что ж, стоит попробовать.

— Еще новости есть? Как там Чугунок? Петрович отвез егов лагерь?

— Нет, — помявшись, ответил Родионов. —Сбежал, чертенок. Петрович его периодически встречает, но отловить пока неможет. И вот еще что: Упырь пропал.

— Как пропал? — испугалась я.

— Видно, заскучал в деревне и смылся.

— А где же он теперь?

— Кто знает? Ищем.

— А если Синий?..

— Почему сразу Синий? Надоело парню в деревне с бабкойсидеть, вот и удрал. Появится.

— Появится, — передразнила я. — Он свидетель,и Синий об этом прекрасно знает.

— Я твоему Упырю не нянька, — разозлилсяРодионов. — Это вы с Петровичем его от милиции прятали, вот и результат.

Я хотела возразить, но ссориться с Родионовым было глупо,тем более что в его словах была правда, и я замолчала. Он тоже молчал, положилсвою руку на мою и на небо поглядывал, затем вдруг спросил:

— У вас на кладбище бомжи живут?

— Не знаю. А что такое?

— Иду от боковой калитки со стороны Красномилицейской,а кто-то по тропинке среди деревьев — шмыг. Все-таки странное место кладбище,вроде бояться совершенно нечего, а жуть берет.

— Это Данила Дьяконов, батюшкина родня, пошел Пелагеюпровожать, — отмахнулась я. Впрочем, если это был Данила, то зачем емуидти к боковой калитке, Пелагее на троллейбусную остановку надо, а она в трехшагах от центральных ворот.

Словно в ответ на мои мысли, в свете фонаря возле колокольнивозник Данила.

— Вон он возвращается, — кивнула я.

— Это не он, — возразил Родионов. — Мой худойи длинный, совсем на него непохожий.

Данила подошел ближе, поздоровался, а я спросила:

— На кладбище бомжи живут?

— Нет, чего им здесь делать? Милостыню собирают, ночтоб жили…