Что двигало умиротворителями и какова относительная ценность их политики – обсуждается без конца. Эта стратегия имела в виду прежде всего избежать нового кровопролитного и дорогостоящего конфликта, и британские СМИ многократно усиливали мысль. В конце 1930-х все то и дело пускались в рассуждения о грядущих кошмарных последствиях второй общемировой войны, а газеты и радио в красках живописали предполагаемый апокалипсис. Мол, английские города превратятся в груды щебня, а будущие поколения будут жить среди руин. Подавляющее большинство англичан были настроены против войны, и политика умиротворения красноречиво подчеркивала эту позицию.

В то же время эта стратегия обнажила нежелание Британии приступить к своим европейским обязанностям, а также осудить нацизм по идеологическим или моральным причинам. Британия зачастую смотрела на континентальные дела как на досадную помеху. Колонии и доминионы категорически не желали участвовать в новом конфликте, поэтому метрополия жаждала сохранить мир в Европе любой ценой. О преследованиях Гитлером евреев и убийствах политических оппонентов знали все, но отчеты о жестокости нацистов совершенно не заботили тех людей, которые формировали британскую внешнюю политику. Некоторые консерваторы «восхищались» тем, как быстро Гитлер сумел «восстановить» экономику своей страны, а английский высший свет слетался на экстравагантные приемы в немецком посольстве. Георг VI говорил от имени всего правящего класса, когда описывал нацистскую Германию как более предпочтительный вариант, чем «большевистская» альтернатива.

Некоторые историки видят политику умиротворения частью хитроумного плана Чемберлена, который якобы хотел выиграть время и заняться пробелами в обороне Британии. В 1937–1939 годах программа перевооружения реализовывалась еще более интенсивно, и все департаменты правительства готовились к войне. Однако усилия премьер-министра оказались и слишком ничтожными, и слишком запоздалыми. В 1937 году он выделил на оборонные расходы 1,5 миллиарда фунтов стерлингов, но это все равно было на 1,884 миллиарда меньше, чем различные военные ведомства считали абсолютно необходимым. Да и в любом случае именно Чемберлен руководил экономикой страны с 1931 года, так что найти дополнительные деньги на оборону вполне мог и до 1937-го.

Другие исследователи вслед за Черчиллем полагают политику умиротворения и бессмысленной, и безнадежной. Чемберлен и его коллеги, утверждают они, стали жертвами лицемерия и двурушничества Гитлера и тщетно цеплялись за надежду на мир, поскольку не могли вынести перспективы новой войны. Правительству следовало принять более масштабный план перевооружения, а Чемберлену – конструировать большой антифашистский альянс с Францией и Россией. Будь у него мощные союзники и современное оружие, премьер-министр мог бы и вывести Гитлера на чистую воду. В общем, трудно не рассматривать период с 1937-го по 1939-й год как череду упущенных возможностей или, по меткому выражению Черчилля, как «вереницу верстовых камней, ведущих к катастрофе».

* * *

В 1937–1938 годах Британия пыталась убедить Муссолини вывести войска из Испании и принять status quo в Средиземноморье в обмен на признание захваченной Абиссинии итальянской территорией, но дуче не соблазнился. Он также не стремился помогать Чемберлену в его переговорах с Гитлером насчет «австрийского вопроса». В марте 1938 года, не поставив в известность остальные великие державы, Гитлер ввел в Австрию войска, чтобы присоединить ее к Великой Германии. Ни армия, ни правительство Австрии не оказали сопротивления.

Чемберлен не возражал против этого поглощения, хотя поглощенная страна была демократической республикой и членом Лиги Наций. Однако он «испытал шок» от одностороннего самовольства Гитлера и направил в Берлин официальный протест. А когда немецкие дипломаты заявили, что австрийские дела никак не касаются Британии, премьер разозлился. Что же предпринять? Именно этот вопрос поставил в палате общин Черчилль, предупреждая, что «в Европе воплощается хорошо просчитанный план нападения, шаг за шагом, в тщательно выверенный момент».

Сверхточное планирование Гитлера выглядит сомнительным, однако аргументы Черчилля вскоре подтвердились самим ходом событий. После Австрии Гитлер направил свое внимание на Чехословакию, большинство немецкого населения которой проживало в Судетской области на северо-западе. Лидер нацистов объявил, что будет «защищать» «свободы» немцев и обеспечит их право присоединиться к Великой Германии. Очевидно, что он намеревался аннексировать Судеты, возможно, в качестве прелюдии к захвату остальной Чехословакии.

На фоне поглощения Австрии палата общин потребовала у Чемберлена поддержать независимость Чехословакии. Страна, созданная по Версальскому договору, стояла особняком среди других восточноевропейских государств – там с 1919 года сохранялись демократические институты. Франция и Россия уже гарантировали неприкосновенность ее границ, учитывая ее богатые промышленные и военные ресурсы и важное геополитическое положение. Однако Чемберлен отказался последовать их примеру: защита границ Чехословакии представлялась ему невозможной в военном отношении и слишком рискованной в дипломатическом, ведь это могло спровоцировать следующую европейскую войну. Армейское руководство тем временем предостерегало премьер-министра против британского вмешательства, так как это все равно что «пойти на тигра, не зарядив ружья». Чемберлен полагал, что ни общество, ни имперские войска не «последуют за нами… на войну, начатую из-за попытки меньшинства получить автономию; тут должно быть что-то более серьезное».

Русские, готовые на все, лишь бы задержать немецкое территориальное продвижение на восток, предложили провести конференцию с целью прекратить агрессию на континенте. Лейбористы и Черчилль увидели здесь возможность заключить альянс, который обуздает Гитлера и подстегнет внутреннюю оппозицию ему в Германии. Однако Чемберлен отклонил приглашение – он ненавидел коммунизм и считал, что Советы просто хотят втянуть Британию в войну с немцами. В парламенте премьер заявил «чудакам-идеалистам» и «разжигателям войны», критиковавшим его решение, что конференции в любом случае не эффективны, и гораздо лучше следовать по независимому прямому пути.

На протяжении весны и лета 1938 года Чемберлен неоднократно обсуждал различные вопросы с Гитлером и Муссолини. Эти личные встречи происходили в атмосфере общественного страха и паники, порожденных угрозой германского вторжения в Судеты. Во время частных рандеву Чемберлен наконец убедился, что Гитлер готов применить военную силу, чтобы посодействовать «самоопределению» судетских немцев. Несмотря на это, его уверенность в надежности Гитлера и собственной способности привести всех к мирному решению так и не пошатнулась. Со своей стороны Гитлер после этих дискуссий убедился, что в случае аннексии Судетской области Британия не окажет ему никакого сопротивления.

Однако Чемберлен намеревался зайти куда дальше – а точнее, отступить подальше назад, – чем просто сидеть и наблюдать. Теперь премьер-министр пытался в частном порядке убедить Францию отказаться от данных Чехословакии гарантий неприкосновенности границ. Это оказалось нетрудно: Франция не имела ни малейшего желания ввязываться в новую войну, а сохранить эти самые границы без британской поддержки казалось нереальным. Чемберлен подталкивал французов согласиться на поглощение Германией всех чешских территорий с преобладанием немецкого населения, а взамен уверял, что уж неприкосновенность новых-то границ Британия гарантирует. Франция хоть и неохотно, но пошла на это. Затем премьер-министр убедил демократическое чешское правительство принять новые условия, четко дав понять, что в противном случае страну ждет немецкое вторжение, во время которого Британия и Франция останутся в стороне. Имея осторожное согласие чехов и французов, торжествующий