же члена Лиги Наций, то, рассуждал Гитлер, оно не станет возражать и против мирного ввода немецких войск на немецкую же территорию. Его ставка сработала. Кабинет отказался поддержать призыв Франции к военному сопротивлению; Болдуин чуть не со слезами на глазах признался союзнику, что ограниченные ресурсы Британии не позволяют ей вмешаться. Да и общественное мнение против военных действий, добавил он: большинство англичан не возражало против того, чтобы немецкие солдаты вышли на собственный «задний двор».

Лейбористы всем сердцем поддержали решение Болдуина. Единственный недовольный голос принадлежал Черчиллю, который все вещал о надвигающейся катастрофе и призывал правительство немедленно присоединиться к французам и противостоять Гитлеру силовыми методами. Имея все преимущества ретроспективного взгляда, многие историки приняли точку зрения Черчилля, что март 1936-го стал последней временной возможностью, когда еще реально было бросить военный вызов Гитлеру без последующего развязывания разрушительной войны.

Правительство оправдывало свое бездействие, апеллируя к дипломатической «картине в целом». «Вопрос, стоящий теперь перед нами неустанно, – говорил министр иностранных дел парламенту, – это умиротворение Европы целиком». Его попытка перенаправить внимание на «картину в целом» не слишком успокаивала, поскольку «картина» отличалась не только масштабом, но и мрачными красками. Гитлер разорвал Версальский договор и Локарнский пакт и отказывался заключать какие-то другие соглашения, теоретически способные стабилизировать обстановку в Европе. А что до Лиги Наций, то она растеряла весь свой потенциал во время абиссинского конфликта и находилась при смерти.

Ремилитаризацию Рейнской области с воодушевлением принял и немецкий народ, и немецкая элита. Канцлер Германии доказал стране и миру, что способен диктовать свою волю другим европейским державам. Вскоре он закрепил свой успех, вступив в союз с Италией, оформленный как ось Рим – Берлин в октябре 1936 года и подтвержденный в процессе подписания обоими государствами Антикоминтерновского пакта с Японией. Хотя на публику Гитлер заявлял, что больше не имеет территориальных претензий в Европе, втайне он расширил программу перевооружения с целью подготовить Германию к «мировому конфликту». Первая стадия его плана, изложенного десятилетие назад, предполагала войну с Советским Союзом для захвата земель на востоке. Неудивительно, что опытные наблюдатели международных процессов смотрели в будущее с плохими предчувствиями. Остин Чемберлен, бывший министр иностранных дел, признавался, что никогда еще «не видел более темных туч на горизонте».

27

Испанская трагедия

Недавние дипломатические события английский народ наблюдал с замиранием сердца и ужасом. Впервые с Версальской конференции международная обстановка захватила общественное воображение и превалировала в парламентских дебатах. Гитлера и Муссолини изображали в бесчисленных британских карикатурах и на плакатах, а их режим без конца муссировался в газетах и пабах. Ключевым вопросом на выборах 1935 года была поддержка Лиги Наций, и «измена» кабинета министров во время вторжения в Абиссинию вывела тысячи протестующих людей на улицы. «Лигомания» сильнее проявлялась среди левых, но в целом пронизывала все партии и классы. Однако следующий акт разворачивающейся европейской трагедии провел в английском общественном мнении четкую черту по политическим и идеологическим границам.

В июле 1936 года испанская военная верхушка под предводительством ультраконсервативного генерала Франко, восхищавшегося фашистскими режимами Германии и Италии, попыталась захватить политическую власть в стране. Цель Франко заключалась в том, чтобы восстановить «католическую Испанию» и избавить ее от современных «болезней» – демократии, социализма и секуляризма. Для достижения этой цели требовалось упразднить Вторую Испанскую республику и установить военную диктатуру. Испания была глубоко разделена между авторитарными правыми, монархистами и католиками, и секуляризованными левыми социалистами. Левые доминировали в крупных урбанистических центрах Каталонии и Страны Басков, тогда как правые – в большинстве сельских областей, где власть принадлежала крупным землевладельцам и католической церкви. После попытки переворота Франко эта глубокая социальная пропасть между разными частями общества неизбежно привела к длительной и кровавой гражданской войне.

Конфликт быстро вышел за пределы самой Испании. Италия и Германия заявили о поддержке Франко, Советский Союз – республики. То была международная идеологическая битва в микрокосме, а заодно – репетиция грядущей всепоглощающей войны. Правящим кругам Британии и Франции бросили вызов. Их собратья, соседняя демократическая страна взывала о помощи, но какую дипломатическую цену придется заплатить за помощь Испанской республике? А какую – за отказ в помощи, если они выберут остаться в стороне?

Левое правительство Франции сначала предложило военную подмогу испанским республиканским силам, однако страх, что подобное вмешательство способно спровоцировать гражданскую войну непосредственно во Франции, вынудил отозвать предложение. Что до Британии, то, поскольку гражданская и военная власть в ней скорее благоволила Франко, а истеблишмент куда больше трепетал перед коммунизмом, чем перед фашизмом, то Национальное правительство под руководством консерваторов проповедовало лишь осторожность. Болдуин видел своей главной целью не допустить перерастания Гражданской войны в Испании в общеевропейский конфликт, пусть даже рискуя разрушить европейскую демократию в попытках сохранить мир. В обход Лиги Наций британское правительство добилось соглашения главных европейских держав о невмешательстве и организовало комитет для воплощения этой стратегии в жизнь.

Италия и Германия вскоре стали оказывать Франко щедрую военную поддержку; в ответ Советский Союз предложил свою помощь республиканцам. Обе стороны хотели заложить основы союза с будущим испанским руководством; они также рассматривали Испанию как хорошую тренировочную площадку для своих армий и вооружений. Комитет по невмешательству полностью оправдал свое название, отказываясь ввязываться в конфликт, несмотря на многочисленные свидетельства участия в нем коммунистов и фашистов. Доживающая свой век Лига никакой значительной роли не играла. Фиаско системы коллективной безопасности, а также бездействие Британии и Франции дали Франко существенное преимущество. Демократические режимы Британии и Франции безучастно взирали, как демократическое движение Испании терпит поражение, а фашизм все больше распространяется по Европе.

* * *

Лейбористы в парламенте критиковали Национальное правительство за невмешательство и в то же время тоже не желали развязывания войны, которая могла последовать в случае иной стратегии поведения. Да и не столь уж однозначно защищали они республику в Испании, ведь ее поддерживал коммунистический режим России. Такая невнятная реакция партии разочаровала левых интеллектуалов в Англии, подхвативших лозунги «оружие Испании» и «фашизму бой». Некоторые из этих радикалов вышли из Лейбористской партии и вступили в коммунистическую, разросшуюся с 1300 членов в 1930 году до 15 000 осенью 1936-го. Многие левые рассматривали ту гражданскую войну как откровенный бой между фашизмом и демократическим социализмом – единственной моральной и политической основой, на которой возможно построить цивилизованное будущее. Левые англичане стремились приблизить и разделить славную победу. Им противостояли профашистские интеллектуалы и яростные антикоммунистические журналисты из правой прессы. Daily Mail назвала франкистов «крестоносцами праведности». Иные консерваторы-парламентарии также встали на профранкистские позиции, однако большая часть прагматичных тори вроде Болдуина с радостью наблюдала, как фашисты и коммунисты истребляют друг друга.

Испанская гражданская война, без сомнения, повлияла на идеологию английской молодежи в 1930-х, но существовали и более глубокие причины, почему то поколение оказалось