поддержала Мосли. Кроме того, в отличие от коммунистов, у британских фашистов не нашлось защитников среди интеллектуалов среднего класса.

С 1934 года чернорубашечники Мосли стали все чаще прибегать к насилию, и их действия отвратили ту часть сочувствующих, которая желала лишь респектабельного выражения крайне правых взглядов. Национальное правительство попыталось остановить политическую агрессию с помощью Закона об общественном порядке 1936 года, запрещающего все квазивоенные организации и демонстрации. После принятия закона членство в BUF упало до нескольких тысяч, и в конце концов союз добился не больше, чем коммунистическая партия. С 1937 года поливание друг друга грязью стало raison d’être для обеих партий, так что на фашистских митингах большинство присутствующих составляли коммунисты.

* * *

Почему же, несмотря на масштабы бедности и неэффективность политической элиты, фашизм и коммунизм так и не захватили Англию? Есть мнение, что движение Мосли было обречено на провал, поскольку его внешние проявления – массовые митинги, униформа и культ лидера – не имели традиции в политической жизни страны, однако это не слишком удовлетворительное объяснение. 1930-е годы видели немало политических уличных столкновений, а пристрастие англичан к военной помпе и организациям вроде бойскаутов говорят о том, что фашистские манеры не совсем уж чужды английской политике.

Видимо, вера в парламентскую демократию и верховенство закона глубоко укоренилась в английских умах, какой бы недемократичной и несовершенной ни была на практике политическая и конституционная система. Несколько последовательных законодательных актов предоставили избирательное право всему населению страны, что в целом легитимизировало существующий порядок вещей в политике. В итоге английский правящий класс получал разрешение управлять народом в обмен на его защиту, реальную или мнимую; народ же, согласно традиционному общественному договору, подчинялся избранному правительству.

28

Это абсолютно ужасно

К началу 1936 года стало очевидно, что здоровье Георга V стремительно ухудшается. BBC транслировала регулярные бюллетени об ухудшении его состояния. 20 января ведущий зачитал в эфире слова королевского врача, лорда Доусона: «Жизнь короля мирно приближается к своему завершению». А вскоре Доусон ввел монарху две смертельные дозы морфия. Быстрая развязка гарантировала Георгу относительно безболезненный уход; к тому же сообщение о его смерти могло теперь появиться в утреннем выпуске Times, а не в вечерних газетах. Король до самого конца соблюдал приличия.

Лорд Доусон ускорил его уход в том числе с целью «сохранить достоинство» пациента. На смертном одре монарший ум затуманился, а речи стали желчны. На уверения приближенных, что скоро он достаточно поправится и сможет снова посетить городок Богнор, Георг выругался: «Чертов Богнор!» По официальной версии, перед кончиной король произнес фразу «Как империя?». То был последний монарх, в чьих устах вопрос о состоянии имперских дел, заданный на смертном одре, прозвучал бы достаточно правдоподобно. Ко времени ухода следующего короля империя изменится до полной неузнаваемости.

Судя по публичным проявлениям скорби, Георг V пользовался относительно широкой популярностью. А может быть, скорбь свидетельствовала лишь о тревоге перед лицом будущего да о ностальгии по якобы стабильному XIX веку, когда формировался характер усопшего монарха. Пока гроб с телом Георга везли по Лондону, процессии пришлось пересекать скопление трамвайных путей; от тряски сапфировый крест и бриллиантовый шар с верхушки имперской короны свалились на проезжую часть. Многие восприняли это как зловещий знак.

Георгу V наследовал его сын Эдуард, снискавший не меньшую любовь народа, чем отец, но по совершенно другим причинам. Эдуард VIII, лихой щеголь образца XX века, прозванный «Прекрасным принцем», имел за спиной выдающуюся военную карьеру и бесчисленные любовные приключения. Будучи наследным принцем Уэльским, легкомысленный Эдуард тем не менее нисколько не интересовался матримониальными вопросами и своей будущей общественной ролью. Тогда он ухаживал за Уоллис Симпсон, эффектной американкой, после развода с первым мужем вышедшей замуж за англо-американского бизнесмена. Георг V осудил и эту интрижку, и поведение своего сына в принципе. «Я умру, – пророчествовал он, – а мальчишка уничтожит себя за год». В первые же недели после воцарения Эдуард VIII задал тон правлению, то и дело нарушая протокол. Он также не стеснялся открыто высказывать свое мнение по политическим вопросам, выражал сочувствие безработным и симпатизировал индийцам, требующим полной автономии для своей страны. Все это очень плохо принимали и двор, и Даунинг-стрит. Невилл Чемберлен порывался было сказать королю, чтоб тот «успокоился», но Болдуин удержал своего министра.

Через несколько месяцев поползли слухи, что монарх собирается жениться на миссис Симпсон, подавшей документы на второй развод. Проблема заключалась в том, что правительство, доминионы, Церковь Англии, королевская семья в широком смысле слова и королевский двор – все категорически возражали против этого брака. Эдуард считался номинальным главой всех этих институтов и по традиции и протоколу был обязан учитывать их мнение. Элита, где по-прежнему доминировала аристократия, в равной степени не одобряла перспективу, а что касается общественного мнения, то его емко суммировал Макдональд: «Они не против разврата, просто не любят супружеской измены».

Эдуард недооценил силу консерватизма в верхушке общества и переоценил свою способность повлиять на нее. Он исходил из того, что женитьба – его личное дело, но большая часть правящей элиты умоляла его передумать. Болдуин в тактичной, но твердой манере уведомил монарха, что в случае заключения брака подаст в отставку, по сути поставив ультиматум, поскольку такой ход событий мог повлечь за собой конституционный кризис «король против правительства». Защитники Эдуарда, включая Ротермира и Бивербрука, а также Черчилля, предлагали прописать в брачном контракте, что миссис Симпсон станет женой короля, но не королевой. Однако Болдуин, за которым стояла империя и королевская родня, наотрез отказался идти на компромисс.

Кризис все тянулся, люди устали от него и винили Уоллис Симпсон в том, что она угрожает существованию старейших государственных институтов в мире. Эдуарда все чаще рассматривали как развязного и неуравновешенного диктатора. В конце концов его вынудили сделать выбор между Уоллис и короной. «Я женюсь на миссис Симпсон, – сказал он Болдуину, – и я готов уйти». Затем он произнес по радио прощальную речь и с титулом герцога Виндзорского и весьма приличным назначенным ему содержанием покинул общественную жизнь. Трон унаследовал его младший брат Георг.

«Это абсолютно ужасно, – жаловался Георг VI своему кузену, – мне никогда не хотелось, чтобы такое произошло. Я совершенно не готов». Застенчивый и не уверенный в себе, Георг иногда сильно заикался и, услышав новости об отречении брата, плакал как ребенок. Его, «доброго малого» с безупречными характеристиками, внезапно выхватили из закрытой семейной жизни и высветили огнями рампы. В юности ему привили идею, что самое важное – порядок, дисциплина и мужественность, что в основе всего – долг и преданность. Он усвоил, что личными интересами следует жертвовать ради