— Сашка был там девять лет назад. Как раз начиналось восстание боксеров, и год потому был неудачный: из китайцев почти никто не приехал. А золота принесли пятьдесят с лишним пудов.

— Пятьдесят пудов?! Это же… даже если по четыре восемьдесят за золотник…

Сыщик с артельщиком взяли бумажку и принялись считать столбиком. Вышло больше девятисот двадцати тысяч рублей[59].

— Ну, короче говоря, миллион, — констатировал питерец. — Да, губа у Нико — не дура. Но ведь это же смертельно опасное дело. Как он не боится? Обокрасть благовещенских «иванов», китайских золотоскупщиков. А горбачи, которые и черту не кланяются? Кто-то да захочет отомстить.

— Николай Соломонович — человек рассудительный. Здесь, в Иркутске, под его командой чуть не сотня штыков. Попробуй подступись. А в другие города он давно не выезжает.

Теперь Лыков знал все. Он находился в сильном возбуждении. Карты сошлись! Известны и месторасположение номеров для беглых, и объект нападения. Можно действовать. Первым делом следовало вытащить из банды Азвестопуло. Тогда руки развязаны, пора приступать к арестам. Самого «иван иваныча», конечно, не ухватить — выскользнет. Но пощипать его гвардию вполне по силам. Сорвать гигантскую экспроприацию. Разорить номера. Укатать в кутузку тех, на кого имеются улики. И прикончить Гоги Иосишвили. После этого сыщики могут с чистой совестью возвращаться в Петербург. Или почти с чистой. Выжечь власть Ононашвили до самого корня — это останется недостижимой фантазией…

— Иван Богданович, — сказал коллежский советник. — Давай готовься. Скоро я тут все закончу. Поедем в Россию вместе.

Артельщик смотрел на него с недоверием:

— Все? Нико тоже запечатаешь?

— Нет, ты же знаешь. На него показаний никто не даст. Ты первый откажешься.

— Это так.

— Вот. Он затихнет и лишится части своей пехоты. Но по-прежнему будет представлять опасность. Надо тебе уезжать из Иркутска.

— А куда я Авдотью дену? Брошу тут? — рассердился Саблин. — Ты об ней подумал? Дороги она не выдержит.

— Не злись. Пока можно перевезти вас к военным. Я с Андреем Николаевичем договорюсь.

— Каким еще Андреем Николаевичем?

— Генерал-губернатором Селивановым. Положим твою жену в военный госпиталь. А тебя там же поселим, чай, найдут они комнатку.

Перспектива полечить Авдотью и самому спрятаться артельщику понравилась. Он смягчился:

— Хорошо бы так… Смотри, Алексей Николаевич, не подведи меня. Уедешь, а нас с Авдотьей бросишь — считай, что погубил.

— Начинай ликвидировать дела. Пятнадцать тысяч своих спрячь получше. В Илимск больше не езди, я там скоро устрою Варфоломеевскую ночь. Точнее, день. Ну, бывай!

Выйдя от артельщика, питерец задумался. С кого начать? Лучше с ротмистра Самохвалова. Ему и его людям предстоял марш на город-притон. Далее военные: им тоже нужно сообщить полученные сведения. Полицию следует привлечь в самом конце и выборочно. Лыков доверял Аулину и нескольким его подчиненным. Вот их и посадить на секретный пароход. Было неясно, выпадет ли самому Алексею Николаевичу удовольствие лично разорить санаторию. Очень хотелось явиться туда с браунингом и крикнуть: амба, ребята! Но где-то в Иркутске прячутся девятнадцать боевиков. Они разделились на мелкие группы и ждут приказа ехать в Благовещенск. И среди них — Сергей. Он живет бок о бок с самым опасным головорезом, Гоги. Вот с кого надо начать. Гоги пришибить, а Сергея выручить. Его роль «демона» подошла к концу.

Следовало каким-то образом выманить Азвестопуло из заведения Махарадзе. Алексей ломал голову, но не мог придумать безопасного решения. Бандиты находятся в готовности. Когда они сядут в поезд и поедут на восток? Саблин сказал, что золотая биржа открывается в первых числах октября. Значит, есть еще две недели. Но отряд Гоги наверняка захочет проникнуть в Благовещенск загодя. Надо изучить место, освоиться. Видимо, у сыщика осталось несколько дней. Лучше взять громил здесь, на их тайных квартирах, чем в поезде или в Моховой пади. Но где эти квартиры? Лыков знал два адреса: кухмистерская «Заря» и меблированные комнаты «Эльдорадо». Основные притоны Нико Ононашвили охранному отделению были известны. Если устроить облаву и накрыть их разом, попадутся все боевики Гоги или почти все. В тот же день следует разорить и санаторию в Илимске.

Делать нечего. Коллежский советник опять нарядился телеграфистом и отправился в «Зарю». Он вошел и робко огляделся: нет ли там Мишки Глухова с товарищем? Сыщик надеялся, что официанты запомнили ту сцену и примут его как завсегдатая.

— Заходите, почтеннейший, присаживайтесь, — узнал его половой. — Вам как в тот раз?

— А озорник где?

— Да он шутковал! У нас тихо, сроду никого не обижают. Омулей копченых привезли с Байкала, свежие. Запах — у-у!

— Ну, пожалуй, неси. И сам знаешь, чего еще.

— А как же, понятие имеем!

Мгновенно на столе появились графинчик с водкой, хлеб, малосольные огурчики и полдюжины омулей.

— Пива не желаете? Какое хошь есть: Доренберга, Половникова, Блаженского, Сошникова, Белоголового, Чижевского…

— Давай Доренберга, оно самое лучшее.

— Целиком с вами согласен, почтеннейший.

Лыков угощался почти час. Он мог выпить много без особых последствий, но сейчас нервничал и не заметил, как набрался. Зря еще смешал водку с пивом… Наконец в проеме двери мелькнул Азвестопуло. Он был не один и стоял боком. Но Алексей Николаевич надеялся на сообразительность помощника. Он рыгнул и громко осведомился у официанта:

— Эй, а где у вас тут нужник?

— Выйдете в колидор, и налево до конца. А пива добавить не желаете?

— Нет, лучше еще косушку водки. Налево до конца, говоришь? Ик!

Он грузно поднялся и двинулся, ударившись по пути об косяк. Забрался в отхожее и стал ждать. Через минуту раздались быстрые шаги, и вошел Сергей.

— Громить будете подпольную золотую биржу в…

— Я уже знаю! — перебил титулярный советник коллежского.

— Пора всех кассировать.

— Согласен.

— Гоги лучше первым, мы с тобой его сами, без посторонних. Выведи куда-нибудь, а я буду вас там поджидать.

— Он осторожный, в незнакомое место не пойдет. Разве что к Саблину.

— Туда и веди, нынче ночью.

Сергей удалился. Лыков хотел помыть руки, но вспомнил, в каком образе находится, и передумал. Он вернулся в зал, добил омуля и одолел всю водку, включая добавку. Расплатился как полагается, оставив двугривенный на чаек. Уходя, сказал официанту:

— Да, хорошо у вас тут. Буду заходить.

— Ждем-с всегда-с.

Покачиваясь, сыщик вышел на улицу и зашагал к вокзалу. Там поймал извозчика и велел доставить его в Знаменское предместье. Саблина дома не оказалось. Двери в Иркутске было принято запирать, и Алексей Николаевич проторчал на улице целый час. Артельщик вернулся с корзиной картошки. Увидел Лыкова и переменился в лице.